эпохи. В Чили можно жить по-царски и на относительно скромные средства, но чета Александрис обладала далеко не скромными, так что жила на широкую ногу и могла себе позволить хорошую охрану.
– Наверное, это просто лисы или опоссумы, – зевая, ответил Ставрос. Было уже поздно: еще рюмочку хорошего коньяка – и спать. – В мусоре роются. Я пошлю Хуаниту – пусть прогонит.
Протянув левую руку, он, словно викторианский помещик-аристократ, позвонил в стоявший на столике небольшой серебряный колокольчик. Разумеется, тотчас же появилась экономка, словно вызванный из бутылки джинн.
– Хуанита, прошу вас, сходите и узнайте, что там за шум. Он раздражает сеньору Александрис.
– Не понимаю, откуда у тебя столько спокойствия, Ставрос, – прошипела Дафна, от напряжения вытянув худую шею так, что на морщинистой коже резко выступили сухожилия. – А если это не лисы? Если это она? Всем из окружения Манцариса грозит опасность. Ты сам это говорил. Потому-то мы и здесь, верно?
Подойдя к жене, Ставрос положил ей на плечо костлявую руку.
– Да, потому что здесь безопасно, дорогая. Все дела Афины – в Греции. Уж поверь, о Чили она даже и не думает. Зачем ей тратить силы и тащиться в горы на край света, чтобы разыскать нас.
Повернувшись, он шагнул к бару, налил себе почти полный бокал дорогого французского коньяка и спросил, потянувшись за чистым бокалом:
– Еще коньячку, Дафна? Успокоить нервы перед сном? Ты что, открыла окно? Ужасно…
Обернувшись, он замер, бокалы выпали у него из рук и разбились, усеяв множеством осколков персидский ковер. Его жена сидела, как и прежде, совершенно неподвижно и с открытыми глазами. Вот только в центре лба у нее темнело отверстие от пули. Подъемное окно у нее за спиной было открыто, кружевные занавески развевались на ночном ветру.
Ставроса охватил ползучий ледяной ужас и словно приковал к месту.
Он ничего не услышал, ничего: ни выстрела, ни вздоха – ни единого звука.
Перед глазами заплясали черные мушки.
Почему? Почему Дафну? Почему не его? Ей ведь он нужен. Вот стерва! Дьяволица…
Выпученными от страха глазами он оглядел опустевшую комнату, взглянул на тьму за окном и, словно загоняемый зверь, развернулся и бросился бежать.
– Заходим?
Элла в который раз оглядела деревянные ворота не меньше полуметра толщиной. Вписанные в ограду с колючей проволокой, они возвышались в два ее роста и в другом ландшафте выглядели бы широкими, но здесь, посреди калифорнийских лесов, окруженные секвойями, плотно, словно батальон древних великанов, стоявшими вокруг, они казались до смешного маленькими, словно вход в крепость на детской площадке.
Путь сюда был долгим и нелегким: шесть часов за рулем от гостиницы, где останавливалась Элла, до точки координат, которые прошлым вечером продиктовал ей мужской голос, если, конечно, все услышанное ей не почудилось и не служит признаком того, что она окончательно потеряла связь с реальностью и настало