ее руках, пока хозяйка выражала свою скорбь по погибшей чашке. Марина все это время покорно ожидала своей участи, сидя на краешке стула.
– Ладно, разбитую чашку не склеишь, – патетически заявила Роза. – Но ты оставь ее здесь, на столе, чтобы Рома видел. А то он вечером придет, спросит, где чашка? И я ему покажу, что от нее осталось. Он у нас такой – строгий очень. Ничего выбрасывать не разрешает.
– Спасибо, – пробормотала Марина, сама не зная, за что благодарит Розу.
Когда пришло время рассчитываться, хозяйка дома деликатно отсчитала от причитающейся суммы пятьдесят шекелей – часовой заработок Марины.
– Это в оплату ущерба, – объяснила она.
И Марина снова покорно кивнула.
Так прошли первые месяцы жизни Марины в этой стране, которую она не любила, не понимала и не принимала. Здесь странным было все: жара в ноябре, бродячие кошки, копошащиеся в вонючих мусорных баках, смуглые, почти чернокожие люди, которые внушали, особенно поначалу, совершенно иррациональный страх…
Постепенно она привыкла ко всему: и к запаху гниющих овощей, смешанному с ароматом жасмина; и к монотонным звукам молитв, доносящихся из синагог в пятницу вечером, и к визгу автомобильных тормозов, и к воплям нахальных детей, которые были здесь везде. Привыкла к вкусу помидоров, который показался ей сначала резиновым, а потом кислым и пресным. Привыкла к огромным, почти с палец величиной семечкам, зажаренным в соли. Привыкла к морскому ветру, несущему с собой песок, соль и запах йода. Привыкла к женщинам, в самую лютую жару замотанным в длинные одежды, и к мужчинам в штанах, свисающих с задницы настолько низко, что становится стыдно.
И еще ее поразило количество беременных женщин. Их было так много, они попадались буквально на каждом шагу! Причем женщины эти были разные – от самых молоденьких, на вид почти девочек, до почтенных матерей семейств, которые тащили за собой орущий выводок.
Постепенно все то, что шокировало ее в первые дни, становилось обыденным, привычным. К тому же изнурительная жара сменилась осенне-зимней прохладой. Прошли первые дожди – скоротечные, шумные, обильные… Долгожданные! И сухая земля, изголодавшая по влаге, вздохнула и расцвела, и воздух стал бодрящий, прохладный. От земли поднялся запах свежести и пряных трав, названия которых Марина не знала. И на мгновение стало свободно, легко и хорошо.
Но сейчас отдыхать было некогда. Ее ждал рабочий день – длинный, трудный. Обычный день приходящей уборщицы, получающей почасовую плату.
– Здравствуй, Мариночка, – приветствовала ее Роза.
– Здравствуйте, – улыбнулась Марина. – Как у вас дела?
Вообще-то Раиса ни в какой Израиль не собиралась. Она и слово это стеснялась произносить, а если вдруг приходилось, то обязательно с издевкой, с ударением на второе «и» – ИзраИль, чтобы показать свое презрение. Да и слово «евреи» она считала неприличным, куда лучше звучало «жидовня» или «жидята». Поэтому Раиса даже представить