скрою, я хотела бы знать его лучше, – сказала она так, будто никакой паузы вовсе и не было. И огорченно развела руками. – К сожалению, у меня это не получилось…
Она опять молчала, глубоко вздыхала, думала о чем-то, должно быть, невеселом или неприятном, потому что глаза ее сначала увлажнились, а потом зло сощурились, она с силой раздавила окурок в пепельнице и сказала:
– Это мой любовник. Бывший. Мы познакомились полгода назад случайно, и мне показалось, что… А-а!.. – Она закурила новую папиросу. – В общем, у нас ничего не получилось и мы разошлись. Фокс – так его зовут. Вернее, зовут его Евгений, но он предпочитал, чтобы я называла его по фамилии…
– Работает?.. – осведомился я деловито.
– Секрет! Он скрывал, где работает, где живет… У него сплошные секреты!
– Да?
– Как-то раз он дал мне понять, что имеет отношение к Смержу.
– К Смершу, – поправил я.
– Может быть, – равнодушно сказала Соболевская. – Я в этом не разбираюсь. И не в этом дело. Я не знаю, что он там по вашей линии наколбасил, но я ему… не верила. И всегда думала, что он плохо кончит!..
– Это почему же?
– Н-ну… не знаю, поймете ли вы меня… Он, как бы это вам сказать… необычен, понимаете? Я имею в виду не внешность, о нет! Хотя он и красивый парень. Но я о другом. Он способен на поступок. Он дерзок. Смел. Силен. Не то что остальная мужская братия…
Я даже поежился – столько презрения к «остальной мужской братии» прозвучало в ее голосе – и с неожиданным сочувствием подумал, что немало, верно, довелось ей горького хлебнуть в жизни, раз она так заостряется. Но что-то мы отвлеклись, и я напомнил:
– Насчет того, что он плохо кончит…
– А! У него всех этих качеств – слишком. Таким людям трудно удержаться в границах дозволенного.
– Понял, – кивнул я. – И давно вы разошлись?
– Три месяца назад. И больше не виделись, кроме того раза, о котором вы спросили.
– А что случилось? Пришел он зачем?
– Всего-навсего за бритвенным прибором.
Я подумал и спросил вроде бы в шутку:
– Срочно побриться захотел?
Но Соболевская ответила вполне серьезно:
– У него «жиллет» – хорошая заграничная бритва, и он ею очень дорожил.
Довод этот мало меня убедил, но я уже сообразил, что с такой собеседницей не очень-то поспоришь, и сказал мирно:
– Ага, ясно. Где он живет?
Соболевская впервые за весь разговор улыбнулась:
– Мне стыдно за свое легкомыслие, но… он не хотел говорить, а я его не допрашивала…
И я вдруг понял, что ей действительно стыдно, до слез, до боли, и она подшучивает над своим легкомыслием, чтобы другие первыми не посмеялись над ней. А она спросила:
– Он натворил что-нибудь серьезное? Если не секрет, конечно?
Она не вызывала у меня подозрений, да и почему-то мне стало ее жалко, но поскольку главная добродетель сыщика, по словам Жеглова, все-таки есть хитрость и сам я полагаю так же, то