тебя в будущем. Но это не означает, что он не нуждается в Сафоне.
– Я понимаю.
В глубине души Бостар хотел, чтобы все сложилось иначе. Чтобы в плен попал и погиб Сафон, а не Ганнон. Такие мысли и раньше приходили ему в голову, но до сих пор не были такими настойчивыми.
– Может быть, вы оба отнесетесь к тому, что сейчас происходит, как к возможности продвинуться вперед. И немного сблизиться.
«Отец представления не имеет, какая пропасть нас разделяет», – с горечью подумал Бостар.
Их разногласия начались более полутора лет назад, когда они покинули основной лагерь Ганнибала в Южной Иберии. Вражда слегка притупилась во время всеобщего ликования после победы при Требии, но вскоре все вернулось на круги своя. Сафон был готов пойти на все и ни перед чем не останавливался, рассчитывая стать одним из любимчиков Ганнибала. А его жажда проливать кровь римлян казалась неистребимой.
Однако Бостар испытывал угрызения совести, потому что, в конце концов, Сафон был его братом. Единственным оставшимся в живых братом, который спас его в Альпах, – несмотря на то, что совсем не хотел этого делать. Бостар поклялся себе, что обязательно отдаст ему долг, но до тех пор ему приходилось притворяться – ради отца. Может быть, как следствие, их отношения станут теплее.
– Я с ним поговорю, отец, обещаю.
– Ганнону это понравилось бы.
– А еще он был бы доволен, если бы мы достойной жертвой облегчили ему путь в мир Аида, – ответил Бостар и бросил на стены Виктумулы безжалостный взгляд.
– Думаю, это мы можем ему обещать, – проревел Малх.
Ганнон пришел в себя и обнаружил, что лежит на полу и дико кричит. Боль, непрекращающаяся пульсация в районе шеи, была еще сильнее, чем прежде, и все остальное отступило. Она пожирала Ганнона, точно пламя сухое дерево, и он мечтал только об одном – чтобы она прекратилась.
– Помогите, – пробормотал он. – Помогите.
Ему ответил чей-то мягкий голос.
Ганнон его не узнал, и озадаченный этим, открыл глаза. Вместо офицера-римлянина он увидел наклонившегося над ним смуглого мужчину, который показался ему отдаленно знакомым.
– К-кто ты? – облизнув губы, спросил он.
– Меня зовут Бомилькар.
– Бомилькар? – Ганнон ничего не понимал, но уже в следующее мгновение его снова поглотил мрак.
Очнувшись, он почувствовал, как что-то холодное льется ему в рот. Вода. Ганнон резко раскрыл глаза. Бомилькар наклонился к нему, держа у его губ чашу. Юноша испытывал всепоглощающую жажду, но его охватил ужас, когда он представил, какая боль его ждет, если он попытается сделать глоток.
– Ты должен попить, – настаивал Бомилькар.
Ганнон видел, как умирали люди от жажды жарким летом в Карфагене, и заставил себя сделать маленький глоток. Горло пронзила страшная боль, но удовольствие от утоления жажды заставило ее немного отступить, и он пил, пока уже больше не мог проглотить ни капли. Потом юноша растянулся на холодном камне, не понимая, куда подевались офицер и его солдаты,