такой глупости эгоистично. Да что уж там, это нарциссизм. Но я ничего не могла поделать с иррациональным ужасом. Глобальное потепление – у меня под кожей. Геноцид – на моем лице.
Наконец я решила с кем-то поделиться. Во время зимних каникул плотину прорвало.
«Мам, у меня волосы на подбородке!»
«Не вижу».
«Вот, смотри».
Мама подошла поближе.
«Не так близко!»
«Почему?»
«Увидишь волосы!»
Мама сказала, что это дурная папина наследственность, и больше мы об этом не говорили.
Я продолжала учиться в магистратуре и молчала о волосатости. Но тут я завела отношения с парнем. Однажды мы дурачились – ласкались, обнимались – в Центральном парке. Он с нежностью положил руку мне на лицо. «Как мне нравится твой пушок, – сказал он. – Он такой мягкий». И погладил меня от щеки к подбородку. Наверное, ему это казалось романтичным, но я никогда в жизни не была так близка к тому, чтобы обкакаться. Ну разве что когда 12 часов ехала на автобусе из Дхарамсалы в Дели с дизентерией. Я отвернулась от него как можно быстрее. Пусть гладит мою толстовку.
Отныне все нижеперечисленное было под страшным запретом:
Натуральный свет.
Ненакрашенное лицо.
Мужчина в непосредственной близости.
Выпустившись из Колумбийского университета, я уехала в Бангкок, работать там журналисткой в тайской газете.
Сейчас, когда прошло время, я понимаю, что это было не лучшей идеей в мире для волосатой закомплексованной западной женщины ростом метр пятьдесят.
Тайцы, как оказалось, не волосаты. У них нигде волосы не растут, только на голове. Какие-то волшебные существа из лысой сказки. Я искала волосы, осматривала людей в толпе, чтобы убедить себя, что я нормальная. Может, я перегибала палку – уверена, у меня была какая-то форма дисморфного расстройства, – но часто казалось, что если я перестану все выщипывать, то борода у меня заколосится покруче, чем у большинства тайских мужчин. От этой мысли я ощущала себя такой несексуальной, что словами не объяснить.
Тогда я решила впервые испробовать метод перманентной эпиляции. В 2005 году я впервые отважилась записаться на лазерную эпиляцию. Раз в месяц я ездила в больницу под названием Бумрунград в Бангкоке. Там я ложилась на койку в ярко освещенной комнате. Пустые белые стены, немного пожелтевшие от времени. Заходил доктор в перчатках, хирургических очках и маске. Медсестра прикрывала мне глаза темными очками и размазывала по коже какое-то желе. Потом доктор где-то минут десять жалил меня в лицо штукой, похожей на шланг от пылесоса. Когда удаляли волосы над верхней губой, надо было складывать язык над верхними передними зубами, чтобы не было больно от прикосновения лазера к десне и чтобы не чувствовать легкий запах плавящейся зубной эмали. Потом на покрасневшее лицо мне клали ледяные компрессы – от него поднималось столько жара, что щеку можно было прикладывать к животам женщин для облегчения боли от месячных.
Наверное, это все не очень полезно, но я об этом