догадался, что я не француз. Мы оба вроде как давали друг другу возможность подумать, что способны сойти за французов. Невысказанный комплимент, который в обоих случаях достиг цели.
– Ежели не француз, чего же по-французски говоришь?
Ответ на этот вопрос знает каждый человек, родившийся в колониях. Он явно забавлялся.
– По той же причине, по какой вы говорите по-французски, – ответил я.
Он расхохотался. Мы прекрасно друг друга поняли.
– Еще один из наших, – пояснил он Молодому Эрнесту, который все пытался допетрить, в чем может состоять роль Нострадамуса в сложных современных геополитических конфликтах.
– Это вы про что – «один из наших»?
– Il ne comprend rien du tout celui-là, этот тип вообще ни во что не врубается, – заметил он, и в голосе потрескивала привычная насмешливая враждебность.
Мы представились.
– Меня можешь звать Калаж, – сказал он, как будто соглашаясь на общепризнанное прозвище, которое и сам предпочитает собственному имени, однако в голосе его был скрытый намек на то, что Калажем его можно звать «пока» – то есть до того, как он узнает тебя поближе.
Он здесь всего полгода. До того жил в Милане. А теперь дом здесь.
Он швырнул в меня слово по-арабски.
Я швырнул обратно другое.
Мы расхохотались. Мы не испытывали друг друга, скорее прощупывали почву, получится ли перекинуть по ней хлипкий понтонный мостик.
– Выговор безупречный, – прокомментировал он. – Пусть и как у араба-египтянина.
– А ваш определить непросто.
– Я редко говорю по-арабски, – пояснил он, а потом спросил: – Еврей?
– Мусульманин? – откликнулся я.
– Все вы, евреи, такие: вместо ответа – вопрос.
– Все вы, мусульмане, такие: отвечаете на вопрос, но не тот.
Мы оба покатывались со смеху, а Молодой Хемингуэй растерянно на нас таращился, явно ошалев от наших подначек и псевдорелигиозных оскорблений.
– Зачем лавочник-араб купил у еврея пятьдесят пар джинсов?
– Понятия не имею.
– Потому что Исаак пообещал Абдулу купить их обратно за более высокую цену.
Хохот.
– А с какой стати Исааку покупать их обратно?
Ответа на это я тоже не знал.
– Потому что араб согласился продать их за полцены.
– И что, араб потом еще покупал джинсы у еврея? – осведомился я.
– Всю дорогу! Джинсы, видишь ли, были египетского производства и обходились арабу в малую долю того, что еврей заплатил за них изначально.
Мы покатились со смеху.
– Ближний Восток! – заявил он.
– В каком смысле «Ближний Восток»? – поинтересовался сбитый с толку Хемингуэй.
Калаж сделал вид, что не услышал вопроса.
– Ты тут ждал кого? – понаведался он.
– Нет, просто читал.
– Сколько вон уже часов читаешь. Давай, присаживайся к нам, поболтаем. И книги свои тащи.
Выходит, он давным-давно обратил на меня внимание. Рассказал мне