Мне хотелось, чтоб он длился вечно.
– Ну, все хорошее когда-нибудь кончается. Иначе все бы так и сидели, покрываясь мхом.
Бо кивает, и мы еще долго сидим, как будто слушаем по радио какую-то классную песню и никак не можем ее переключить.
Некоторое время мы молчим, а потом я спрашиваю:
– Только у меня такое странное чувство, будто мы единственные на Земле, кто все это видит? – И мне становится страшно, что я все испорчу.
– Не знаю, – тихим рокотом доносится голос Бо. – Моя мама умерла. Пять лет назад. И мне вроде как нравится думать, что, где бы она ни была, на ее небе тоже есть метеоритные дожди.
Каждое слово Бо – как кусочек его обнаженной души; мне хочется собрать все эти крошки воедино и понять его.
Я жду, когда он скажет, что все это глупости, или попросит прощения за нытье, потому что сама бы я обязательно что-нибудь такое выдала. Но Бо не извиняется, и мне это нравится. Нравится, что он не сожалеет о своих словах. Я хочу сказать, что соболезную ему, хочу сказать, что у меня есть Люси и что мне тоже приходят в голову подобные мысли. Но вместо этого отвечаю:
– Мне кажется, небо над нами такое большое, что его хватит на всех.
Восемь
На следующее утро мама спрашивает, во сколько я вернулась домой, и я вру: мол, на работе был бардак еще больше обычного.
Губы у меня весело подергиваются – я вспоминаю, как мы с Бо сидели в кузове его пикапа.
Я знаю, что должна позвонить Эллен и выложить ей все подробности, но пока мне не хочется делиться. Мне нравится хранить части своего мира в разных ящичках, где они никогда не столкнутся.
Вечером в субботу народу тьма-тьмущая. Между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого всегда тихо, но потом, почти перед самым закрытием, всегда жди последней волны.
Рон помогает на кухне, я принимаю заказы, а Маркус весь вечер проводит в автокафе. Наушники едва налезают на его пышную копну. В перерывах между своими заказами он успевает помогать мне раздавать подносы с едой, но в очереди все равно остается человек по десять.
Я уже даже глаза от кассы не поднимаю… И тут слышу:
– О боже, я напрочь забыла! Эллен ведь говорила, что ты здесь работаешь.
Плечи у меня опускаются – я узнаю этот голос.
Кэлли перегибается через прилавок.
– Извини, но эта форма – просто ужас какой-то.
– Добро пожаловать в «Хот-доги и бургеры у Харпи»! Чем могу помочь? – спрашиваю я.
Бойфренд Кэлли – Кэмдон, или Брендон, или как его там, – бросает ей бумажник со словами:
– Пойду отолью.
Они целуются, только я никак не пойму зачем – на случай, если он утонет в сортире? Кэлли оборачивается ко мне с сочувственной улыбкой.
– Так, ладно, можно комбо номер один с «Доктором Пеппером»? Только без помидоров и жареного лука. И картошку фри замени на картофельные шарики. А мне просто бургер. Без сыра. И детскую картошку. – Ее улыбка становится заговорщицкой. – Уже нарушаю свою конкурсную диету. Мальчики так плохо на нас влияют…
– С вас десять