– залихватски наискосок. Никто бы в жизни не подумал, что эта девчонка может считать себя толстой или некрасивой. Да, не худышка. Крепкие ноги, плечи. Женственные бедра…
Прошлое лето. Зацвели стенки колченогих пляжных кабинок, пропахших мочой и застоявшимся бытом советских санаториев. Вечером – мятый лист металла в пятнах ржавчины. Утром – яркое граффити.
Прошлое лето… Играть в Бэнкси было весело, пока не появилась надпись на автобусной остановке. Пока никто не догадывался. Пока Захар не дал понять осторожно, через друзей: ничего не может быть.
Запах девичьей комнаты – теплый, мыльный, пудровый.
В мягких волнах сквозняка чуть заметно покачивается и вертится привязанный к люстре невероятный шар из цветной бумаги – кусудама.
Голова Таи плавает в подушке – яблочко в молоке.
По утрам, еще не окончательно проснувшись, в полудреме, ты ощупываешь свое тело под одеялом. Раньше, чем открываешь глаза. Будто бы что-то могло измениться. Будто бы могло за одну ночь затопить холодным приливом студенистого целлюлита любимые атоллы подвздошных костей, высокий холмик лобковой. Прекрасные четкие линии.
Ты боишься заснуть фигуркой-оригами и проснуться мягкой бесформенной грудой. Ты боишься обнаружить, что нежданно заволокло жиром глубокую чашу живота или затупились острые грани грудной клетки.
Ты ощупываешь.
Твое оригами-тело здесь. Оно пока с тобой. Боже, как это прекрасно. Боже, как ты хочешь это сберечь! Как боишься потерять! Вокруг столько еды… Еда – страх. Еда – боль. Еда – наслаждение.
Когда ты встанешь, родители позовут тебя завтракать. Они будут при тебе намазывать на ломти булки нежный плавленый сыр. Они будут пить густой от сливок кофе с сахаром. Он пахнет так сильно, что воздух в кухне кажется тягучим и сладким. Как карамель.
Ты пройдешь мимо кухни, растягивая воздух-карамель торопливыми шагами, боясь увязнуть и остаться. Ты скажешь родителям, что позавтракаешь у Люси.
Ты должна так сказать.
Если ты сядешь за стол, то не удержишься.
Ты съешь слишком много.
И, чтобы защитить твое оригами-тело…
…тебе придется делать ЭТО.
Тая берет джинсовую сумку через плечо, расшитую бисером, – с нею она не расстается, там ее блокнот, карандаши, мелки, ручки. Баллончик в потайном кармане.
В кухне приемник заикается в полосе помех, отец на Высоцком сделал погромче; закипающий чайник шумит, как ветер в деревьях, уютно позвякивает посуда.
Мама:
– Ой, ну куда, уши закладывает. Да и треск такой.
– Минуту погоди, сейчас песня кончится. Люблю ее.
– Ладно, хорошо хоть не Летов, а то врубаешь на весь двор диски свои в гараже, стыдно…
Мама открывает холодильник:
– Ты колбасу доел? Вчера оставалось полпалки.
Отец:
– Не брал. Наверное, Тая ночью пришла голодная. День-деньской пропадает, ни обеда, ни ужина.
Высоцкий