на третий день я провалился под воду, – внезапно ускорился Леонтий.
– Как это? – удивился Николай.
– Так. С головой.
– А какая же была температура?
– Примерно минус двенадцать и ветер метров пять. Такой себе заметный ветер, и очень заметный морозец.
– Как же ты выжил?
– Захотел – и выжил.
– Заливай больше, – недоверчиво сказал Марсель.
– Ушёл я под воду с головой и понял, что тону. Одежда и сани с провиантом тянут на дно. Я изловчился и сбросил куртку, а с ней и упряжь саней. Сбросить-то сбросил, а сил нет. И понимаю, что погружаюсь на дно. Тут вдруг как будто что-то щелкнуло в голове: нет, мол, рано мне. Я жить еще хочу. Не знаю, откуда взялись у меня силы, чтобы всплыть и сделать вдох. Ухватился я за край полыньи. Может, это трещина во льду была или промоина. Не было её в наших с Лёхой планах. И время года для неё было неподходящее. Она была припорошена мокрым снегом, вот я ее и не заметил. С третьей попытки я выбрался из воды. А ведь уже не верил, что выберусь. Просто хотел жить и продолжал дергаться. Выбрался – и тут же пожалел. Мороз просто парализовал меня. В каком-то бреду я стал снимать с себя мокрую одежду. Разделся догола. Мне казалось, что я сошёл с ума.
– Не тебе одному, – сказал Марсель.
Леонтий не обратил внимания на реплику.
– Смотрю: на снегу лежит вещмешок. Он был принайтован к саням.
– Прина… Что? – не понял Станислав.
– Принайтовано. Привязано, по-вашему. Видно, плохо я его привязал, потому что, когда сани пошли под воду вслед за мной, этот вещмешок свалился с саней и остался на снегу. В мешке – палатка, одежда, спальник. Я взял палатку, расправил её, но не устанавливал, потому что на это не было сил. Буквально терял сознание. Расправил я кое-как палатку, забрался в спальник, уже в спальнике, как смог, вытерся и растёр себя сменной одеждой. Немного согрелся. На санях был установлен ящичек для инструмента и дельных вещей. Была там и удочка, и сапёрная лопатка, и бур. Лёха знал толк в приготовлениях к походу. Был там сухой спирт и даже газовая горелка для приготовления пищи.
– Сухой спирт? Просто добавь воды? – попытался пошутить и тем самым снять напряжение Станислав.
– Нет, это другое. Это – горючее, чтобы разогреть еду или согреться. Вот я и согрелся. Настолько, что стал соображать.
– Спорное утверждение, – сказал Марсель.
Леонтий даже не потрудился отмахнуться.
– Я согрелся. В бауле, который у меня остался, лежала бутылка рома. Я сам не сильно пьющий и не разбираюсь в этом, но Лёха считал, что ром лучше водки в зимнем путешествии; даже не для веселья, а именно как лекарство, чтобы кровь побежала по телу. Сделал я два глотка и не смог сопротивляться сну. Уснул. Проснулся через час снова мокрый, но теперь уже от пота и жара. Понял, что заболеваю. К этому времени я, по моим расчётам, был уже недалеко от Приозёрска: километров, может, восемь, но не больше десяти. По-хорошему, за день дойти было вполне реально. Я надел сухую одежду, кое-как подсушил обувь. Штаны у меня запасные были,