ни в большинстве газетных корреспонденций, смысл которых сводился к тому, что все идет своим чередом, победа будет за нами. Говорилось в приказе, что население теряет веру в Красную Армию, что многие ее проклинают за то, что она отдает их в руки фашистским захватчикам, а сама драпает на восток. Мне эта горькая правда казалась справедливой, а суровая жесткость – оправданной. Ясно было, что дошло до края, до точки, дальше некуда. Так был настроен не только я, но и все мои товарищи, и солдаты, которыми я потом командовал, вспоминая те дни, говорили то же самое. Очень многие понимали или чувствовали, что надо во что бы то ни стало выбираться из той страшной ямы, в которой мы оказались, иначе гибель, крах всего».[90]
Во время войны отношение к приказу № 227 было неоднозначным, о чем свидетельствуют документы того времени. Для примера возьмем спецсообщение начальника Особого отдела НКВД Сталинградского фронта старшего майора госбезопасности Н.Н. Селивановского, направленное 8 августа 1942 г. заместителю народного комиссара внутренних дел СССР комиссару государственной безопасности 3 ранга В.С. Абакумову. В этом документе отмечалось:
«Среди командного состава приказ правильно понят и оценен.
Однако среди общего подъема и правильной оценки приказа фиксируется ряд отрицательных, антисоветских пораженческих настроений, проявляющихся среди отдельных неустойчивых командиров. Так, например, среди работников фронтового радиовещания имеют место факты осуждения политики партии в вопросах воспитания масс. В частности, ответственный секретарь фронтового радиовещания Заславский после прочтения приказа заявил: «…Народ мы воспитывали неправильно. Все это следы и результаты излишнего демократизма. Каждый смел критиковать руководителя учреждения или предприятия. Это положение сложилось сейчас в армии – это результат всей системы воспитания и общественной организации, когда руководитель должен был бояться каждого, если хотел жить. 1937—1938 годы тоже наложили неизгладимый след на это. Молодежь мы неправильно воспитывали. Мы должны были создать у себя фанатичную молодежь. Теперь не время перевоспитывать командира».
Директор фронтового радиовещания майор Борецкий и интендант 2 ранга поэт Первомайский высказывают мысль о необходимости введения мер физического воздействия для укрепления дисциплины и отрицают значение партийно-воспитательной работы. Отдельные лица из командного состава УРа – майор Крайнев, капитан Вакуленко и другие – заявляют: «…Приказ хороший, но опоздал, нужно, чтобы он вышел в свет еще в мае, перед нашим наступлением…» Нач Военкниги ст. батальонный комиссар Разумовский С.В. также заявляет: «…Этому приказу надо было выйти два месяца назад».
Источник… сообщает, что поэт Первомайский ожесточен, озлоблен, почти не разговаривает с людьми, «целые дни лежит на столе в раздумье, в день пишет одну заметку, стихи перестал писать, т. к. нет настроения»[91]. Майор Антонов, ст. батальонный комиссар Разумовский и Заславский состоят на учете и нами разрабатываются».