такого вируса? – наморщив брови спросил Родион.
– А ничего, скоро узнаете! Скоро все узнают! – пророчествовал бомж, – Скоро упадёт тень егбипетская на град сей и не останется на нём камня на камне! И не будет места от стонов и скрежета зубов грешников. Потому что грядёт Он!
– Хватит каркать дед, без тебя тошно. Ты, собственно, кта?
– Я-то? Да я, мил человек, директор.
– Директор? Ишь ты! И что же ты директируешь? Мусорки или свалки? А, я понял, ты глава Роспотребмусорнадзора и систематически совершаешь санитарные наезды на помойки?
– А ты не смотри на то, какой я сейчас. Было время, когда моё имя гремело на всю Орловскую волость!
– Прямо-таки и на всю? – спросили мы, поперхнувшись смехом.
Итальянский непахнущий бомж-директор Орловской волости – это ещё одна неожиданность сегодняшней бесконечной ночи. Я толкнул Родиона в коленку и шепнул ему на ухо, чтобы не слышали появляющиеся со всех сторон персонажи:
– Слушай, а тебе не кажется, что наше ночное путешествие очень напоминает, ну так, чисто слегка, диссотиативное множественное расстройство личности? Вся эта затянувшаяся поездка, Дракулы и бомжи-директора?
– Очень даже разумное предположение, оно многое объясняет… – загадочно улыбнувшись шепнул мне в ответ Родион.
– Да, всю! Всю как ни есть, Орловщину-матушку. Везде гремело славное имя Даздраперма Персостратовича Кукуцаполя!
– Кого-кого? Эк как его расказявило то! Это что ж за зверь такой, невиданный?
– Ничего и не зверь, – как будто обидевшись промямлил бомж, – это фамилия, имя и отчество мои. Даздраперм Персостратович Кукуцаполь, прошу любить и жаловать. Родители мои, большого ума и необузданной фантазии были люди, очень советскую власть уважали, вот и выдумали, будь они не ладны… Даздраперм – да здравствует первое мая, Персострат – первый советский стратостат, батюшка мой благоговейный, а фамилию мы взяли – Кукуцаполь, что сокращённо значит «кукуруза – царица полей». Красиво ведь, не правда ли, господа.
– Н-да… – протянул, задумавшись, Родион, – когда стране нужны герои, кое-какой орган женского рода, не при дамах будет сказано, рожает дурака…
– Как-как, Вы сказали? – вступил в разговор, не расслышав, я – Драздраперм Простратович? Это ж как Вас, я стесняюсь спросить, уменьшительно-ласкательно называла мама? Был у меня один приятель в детстве, со странной такой, лошадиной фамилией – «Бричик». Так его тоже все спрашивали, как же это его матушка называет. Нам всегда казалось, что «Бричичек», что постоянно вызывало у всех моих приятелей приступы неудержимого смеха. А про Вас, любезный, я даже боюсь и предположить…
– Всё-то у вас хи-ха, да ха-ха, господа-товарищи. Да никак меня мать не называла, немая она была, великая женщина. Так бывало молчит, никаких слов не надо. Глубоко так знаете, осмысленно… Ой мама-мамочка, роди меня обратно. Ну так вот, говорю я Вам, в светлые, добрые,