стало слово «моё», чувство собственности, удовлетворённость производителя. Больше ничего делать было не надо – он всё уже сделал! Оставалось только гордиться. Но его, как ему казалось, маловато ценили. Бешеную любовь Мары приходилось теперь делить с малышкой. Вове оставалось достаточно, чтобы не вести себя столь по-скотски. Однако он так не считал.
Володя вдруг вспомнил, что достоин куда большего. На работе его тоже незаслуженно обижали – он то и дело менял место службы, нигде надолго не задерживаясь, и, в конце концов, целиком сел Маре на шею. Снова начал ходить к дружкам, открыто заводить молодых девок, пенять Маре на возраст и морщины. Мать ему всё прощала: это же Анечкин отец, муж, посланный свыше! Она даже никогда на него не кричала – ни за один из проступков, и – нет, не плакала. Чувство вины всё реже исчезало из её глаз… она старше, она некрасивая, она не заслужила… Хотя сам Вова к своим тридцати с небольшим полысел, обрюзг и выглядел немногим моложе жены.
Наверное, если бы этот брак не развалился, от Мары не осталось бы ничего. А мог ли он не развалиться? Похоже, что мог. Казалось, многотерпению матери не будет конца. Но конец пришёл. Нет, Вова её не бросил, как утверждала Анька. Всё началось, и всё закончилось опять-таки из-за Сони. А она испытывала как муки совести, так и облегчение. Без Вовы их жизнь стала куда нормальнее, а Мара – не обречённо-несчастной, а обречённо-спокойной. И уже не смотрела перед собой так прямо – никогда.
Утром Соня встала разбитая, невыспавшаяся, с тупым отчаянием на душе. Жене она так и не позвонила, а просидела до самой полуночи в страхе, что он объявится. И только сейчас, с утра, задумалась, а почему он не предупредил, что не сможет прийти? Может, что-то случилось?
Анька ночевать не явилась. Соня полночи пыталась ей дозвониться и слушала длинные гудки, пока засранка и вовсе не вырубила телефон.
Первого ребёнка приводили в половине восьмого, и Соня, не позавтракав, побежала на работу. В семь она уже открывала группу. Как обычно, пока никого не было, полила цветы, разложила неубранные со вчерашнего дня игрушки. А в душе шла напряжённая, почти насильственная работа – над не сделанными пока ещё ошибками.
Соня всё понимала. Она знала, что нельзя поддаваться, что это сродни самоуничтожению, что надо всё пережить, перетерпеть – только внутри, ничего не показывая окружающим, обманув всех – себя, Женю, Аньку, и, возможно, это пройдёт, забудется… Не надо бояться, она сможет, она сильная, взрослая, многое об этой жизни знает. Она не сдастся, и никто ничего не заметит. Главное, вести себя так, как правильно, как должно выглядеть со стороны, вычислять, угадывать ежеминутно это «правильно», не допустить ни малейшей ошибки, ни единого взгляда, ни крохотного сомнения.
Соня решительно взяла в руки мобильник и набрала Женин номер.
– Да, детка, – послышался его усталый голос.
Она почувствовала угрызения совести.
– Жень, у тебя всё в порядке? Ты вроде собирался прийти вчера… Не получилось?
В