газетах четыре года назад. Большие научные споры велись о ее феномене. Даже международная конференция была в Москве. Потом больше я о ней не слышал ничего. Так вот. Родом она почти из здешних мест. Более того, я был одним из врачей-стажеров, кто участвовал в ее комплексном обследовании, пока ее в Москву не забрали.
– Честно говоря, – я повел плечами и отрицательно закачал головой, – ничего не слышал о ней.
– Тогда слушайте, Андрей, – продолжал врач.
– Одну минуту, – я достал свой блокнот, – я буду делать пометки, вы не против?
– Валяй, студент. – Доктор встал, вытащил из холодильника ополовиненный полузасохший лимон и выдавил его в кружку. Затем налил в нее чай. – Чайку?
– Спасибо, я потом. – Я раскрыл блокнот на чистой странице и, положив его на стол, приготовился слушать и писать.
Доктор с булькающим звуком отхлебнул чуток из кружки.
– Приболел я немного, вот лимончиком лечусь. Витамин С.
Я замер в ожидании. Наконец доктор уселся за стол и начал свой рассказ: «Дело было четыре года назад, как я уже говорил. Приехал в наш город дедушка из далекого поселения, что на Среднем Урале у реки Тавда стоит. Там еще гора рядом, одна из высоких на Урале, Денежкин Камень называется. Может, знаешь, геолог? Ну да ладно. Привез он к нам в больницу девочку, дочь, значит. И чего его к нам занесло, непонятно. Рядом ведь и Серов и Нижний Тагил, а чуть дальше того и Свердловск. Кто их, этих стариков, поймет? Может, родственники у него здесь жили. Пришел в приемное отделение и говорит, что дочь привез на обследование. Что-то не в порядке с ней. А девочка вполне нормальная, волосы черные, вьющиеся, глаза карие и какие-то бездонные. Мордашка такая симпатичная. Сидит на кушетке в платьице красном, ножками болтает. Я как раз тогда на приеме был. Посмотрел я на деда. Выглядел он, прямо скажем, неважно. Худой, кожа серая, глаза запавшие. Я тогда еще предположил, что рак у него или туберкулез. И подумал, может, путает чего. Больше она на внучку похожа. Оговорился, наверно.
– А в чем, говорю, дело-то, что беспокоит?
– Да ее ничё не беспокоит, – отвечает дед шепотом, – с рождения самого не болеет ничем. Это вот меня беспокоит, и почему она растет так медленно? – Дед сильно закашлялся, достав из кармана грязный платок. – Ей уж 44 года, поди, а выглядит, он посмотри, на лет десять. Мне-то помирать уж скоро. Опухоль у меня в легких сидит, рак, значит. Старухи моей нет уже. На кого я девочку оставлю? Так бы была уж взрослой бабой, ничего. А тут? – Он через плечо посмотрел на ребенка. Девочка в это время расхаживала по коридору, останавливаясь и с интересом читая профилактические медицинские плакаты, развешенные по стенам.
– Дайте-ка ваш паспорт, дедушка, и документ на ребенка. Что у вас там есть? Свидетельство о рождении, что ли. Тогда я про себя подумал, что напротив меня роется в замусоленной авоське, ища документы, обычный старый маразматик, безнадежно больной к тому же. Но, как выяснилось, я ошибался.
Наконец, прекратив кашлять и засунув платок в карман, он достал со дна сумки документы, завернутые