Реально сложившаяся к этому времени система государственного сыска сводилась, в конечном счете, к посылке сыщиков и приставов в определенные районы для вылавливания беглых и водворения их к прежним владельцам, содействию этим акциям местных органов власти, инициативному участию самих помещиков и вотчинников в розыске при поддержке и военно-административной помощи местных властей[174]. В годы Северной войны правительство, полагает Е. В. Анисимов, мирилось с бегством, нуждаясь в людях для армии и флота, в работниках на многочисленных стройках. Ужесточение борьбы с бегством началось в 1721–1722 гг., когда были изданы несколько законов, которые вводили полуторагодовой срок вывоза беглых с момента опубликования указа, расширили контингент причисляемых к беглым, значительно повысили штраф за их держание, ввели телесные наказания за их утайку и другие суровые меры. Сыск беглых, ведшийся в государственном масштабе, ученый оценил следующим образом. «Это была продуманная, выверенная акция, рассчитанная, наряду со многими, уже упомянутыми выше, на то, чтобы заложить основы того социального порядка, который соответствовал общей концепции полицейского государства. Законы о беглых, реализованные в ходе проверки наличного населения, положенного в подушный оклад, не были временными. Они создавали юридическое основание для борьбы со всеми видами несанкционированного передвижения по стране. Законы о преследовании беглых, иначе говоря о запрещении покидать место жительства, ставшее и местом платежа подушного налога, распространялись не только на помещичьих крестьян, но и на все население, включенное в подушный оклад»[175].
Перепись 1717 г. фиксировала бежавшее население, итожила его число по каждому из описываемых владений, административной части уезда и уезду в целом. Она содержала поступательную, итоговую информацию, дающую представление правительству о масштабах бегства. В Кубенской трети Вологодского у. беглые составили около 16 % убывшего населения[176]. Государственные мобилизации имели негативные последствия для землевладельцев, особенно средне– и мелкопоместных, тем более находящихся вдали от имений на военной службе. Потребность поместно-вотчинных хозяйств в работниках, обеспечивающих производство дохода, была немаловажным фактором, и потому они принимали назад бежавших от них крестьян, которые снова включались в жизнь семейную, деревенскую и поместно-вотчинных владений в целом. Приказчики последних, если таковые были, или мирские старосты с сотскими предоставляли, когда это требовалось, возвратившимся крестьянам место для поселения. Интересны сведения об имении братьев Вараксиных. В д. Высокое из 4-х дворов, находившейся в совладении Никиты и Ивана Федоровичей (2 дв.), Никиты Федоровича (1 дв.) и Максима Ильича (1 дв.), за Никитой и Иваном значился вновь поселенный двор Ивана Никитина 60 лет с женой Ульяной Михайловой 55 лет, с племянником «их родным» Прокопием Варфоломеевым 50 лет с женой Улитой 45 лет, у которых дети Иван 5 и Агриппина