отношение), наконец, услышал его. Терренс не отличался особой религиозностью, но этого чуда хватило бы, чтобы обратить его в веру. Все еще не кончилось, но решение было у него под рукой – хорошее решение.
Он приступил к своему спасению.
Медленно, мучительно медленно он пошевелил правой рукой, той, которую робот не видел, и ощупал ею свой пояс. В кармашках на поясе висели предметы, которые могут пригодиться космонавту в полете. Отвертка. Пакетик тонизирующих драже. Компас. Счетчик Гейгера. Фонарик.
Чудо, а не фонарик. Этакий расчудесный цилиндрик.
Он почти благоговейно ощупал его, потом осторожно отстегнул клапан и вынул его из кармашка. «Глазам» робота он продолжал казаться неподвижным.
Потом чуть отодвинул руку с фонариком от себя, чтобы луч не упирался в его облаченную в скафандр ногу.
Если робот смотрел на него, он не видел ничего, кроме этой неподвижной ноги. Так что для дурацкого механизма он оставался неодушевленным предметом.
«Ну», – лихорадочно думал он. – «Где же все-таки этот чертов мозг?» Если за блоком связи, я все равно что труп. Если рядом с холодильником, я спасен.
Он не мог позволить себе ошибки. Придется пошевелиться.
Он приподнял другую ногу.
Робот двинулся к нему. На этот раз гудение и треск сделались громче. Он опустил ногу.
За обшивкой над холодильником!
Робот остановился, не доехав считанных дюймов. Все решали секунды. Робот зажужжал, заискрил и вернулся к себе в нишу.
Теперь он знал!
Он надавил на кнопку. Невидимый луч света уперся в переборку над холодильником. Он нажимал кнопку снова и снова, кружок света появлялся над холодильником, исчезал, появлялся, исчезал и появлялся снова.
Робот брызнул снопом искр и выкатился из ниши. Он посмотрел на Терренса, а потом развернулся на своих роликах и покатился к холодильнику.
Стальная клешня описала дугу и с оглушительным лязгом ударила в переборку в точке, где вспыхивал и гас яркий кружок.
Он бил снова и снова. Снова и снова, пока переборка не поддалась, листы обшивки не погнулись и не отлетели в сторону, а за ними – пластины печатных плат и модули памяти, и так до тех пор, пока робот не застыл с занесенной для удара лапищей. Мертвый. Неподвижный. Лишенный мозга придаток.
Даже тогда Терренс не перестал жать на кнопку. Словно в беспамятстве он продолжал нажимать и отпускать ее.
Потом до него дошло, что все кончено.
Робот мертв. Он жив. Его спасут. Уж в этом он не сомневался. Теперь он мог поплакать в свое удовольствие.
Аптечка словно сделалась ближе, придвинулась в преломлении его слез. Огоньки на пульте связи улыбались ему.
«Господь да благословит тебя, маленькая капсула», – успел подумать Терренс, прежде чем потерять сознание.
Только стоячие места
Барт Честер шел по Бродвею, когда из черного ничего соткалась эта хреновина.
Он как раз пытался уломать Элоизу, вешая ей на уши лапшу, типа: «Нет, Христом богом клянусь, Элоиза,