сохраняя на лице милую улыбку. Он ненавидит глупость, фанатизм, предрассудки, застой, не допускающий здоровых перемен, а злоупотребления, совершаемые по неведению, выводят его из себя не меньше, чем умышленные. Он правомерно полагает также, что каждый имеет право на свое мнение только в том случае, если оно является обоснованным, а еще что на нас лежит обязанность не останавливаться в своем образовании, становиться наилучшей версией себя самого.
Но если так, Харлан на деле стоит на стороне цивилизации, занимаясь ее исцелением! Исцелением того рода, о котором Юнг говорил: «Любая перемена должна с чего-то начинаться, и начинается она с отдельного индивида, который почувствует ее и начнет претворять в жизнь».
Человеческое общество очень редко относится с теплотой к своим «людям эпохи Возрождения»: естествоиспытателям, первопроходцам, целителям, которые представляются ему просто вздорными смутьянами. Ибо по злой иронии они часто оказываются индивидуалистами, одиночками, свободными радикалами, теми, кого от природы тянет бросить вызов, расширить и очистить общество, а не просто служить ему. Стоит ли удивляться тому, что тех, кто сыплет соль на раны, задавая неудобные вопросы, пытаются нейтрализовать заговором безразличия или, наоборот, скептическим негодованием. Зависть, страх и чувство вины мутят чистые воды здравого смысла, когда речь идет об этих живых катализаторах и целителях, а вместо должного уважения, должного признания общество награждает их, скорее, охотой на ведьм.
Ибо ложь, слухи и ложная интерпретация всегда служили оружием борьбы против Бунтарей, единственным способом, которым могут ответить выставляемые ими напоказ. Искажением образа Иаи. Чем точнее и эффективнее их критика, тем больше искажений используется в защите от нее.
Мы не можем позволить, чтобы такое произошло с Харланом, хотя мы не должны забывать, почему это вообще происходит.
Образцами для подражания Харлану служат Говорящий Сверчок и Зорро, но никак не Торквемада, не Джек-Потрошитель и не Ричард Никсон.
И, поскольку безразличие является еще одним, освященным веками орудием нейтрализации Бунтаря, посмотрите, какими орудиями пользуется Харлан для достижения своей цели: шоком, внезапностью, гротеском, страданием и жестокостью, острым языком, резкими жестами, а также эмоциями посильнее – такими, как страх, гнев, чувство вины, боль и любовь. Он орудует идеями, порой столь полными любви и сострадания, что они потрясают одной своей чистотой; порой усеянными шипами, которые цепляют нас, и язвят, и заставляют нас ЧУВСТВОВАТЬ.
А еще он оперирует возбуждением. Даже без восхитительных зарисовок из собственной жизни (а он остается одним из самых откровенничающих писателей наших дней), мы не можем не ощутить возбуждения, с которым он наблюдает и описывает жизнь. Это правда.
Доктор Джонсон гордился бы таким. Шекспир (великий творец Бунтарей и Шутов) наверняка одобрительно бы улыбнулся. Потому что здесь и таится истинный размер достигнутого. Эллисон так же держит руку на