каким образом увязаться за водителем, чтобы посмотреть на место, куда будут увозить каждый день мою дочь. Мне необходима уверенность, что дочка будет там, где озвучил Островский.
– Парето приказал только её, – кивает на Тасю, которая крутит головой в розовой шапке и внимательно следит за разговором.
– Кто такой Парето, мам?
– Никто, родная. Ты его не знаешь, – подмигиваю Грише, который сразу понимает, что сплоховал, сказав прозвище Островского при ребёнке. Дети подобны губке, которая чаще всего впитывает именно ту информацию, которую ты желаешь от них скрыть.
Звуки нескольких голосов переключают наше внимание, и из дверей показываются Аронов и Островский. Удивлена и, раскрыв рот, наблюдаю, как Альберт Витальевич медленно идёт к автомобилю, опираясь на палочку. Он заметно хромает на левую ногу, но, кажется, уже достаточно привык к этому, как и мужчины из охраны. Впервые с момента приезда в этот дом я вижу Аронова в полный рост и не могу не смотреть, как тяжело ему даются передвижения. Островский, заметив мой неприкрытый интерес, вопросительно вскидывает бровь, отчего вмиг опускаю глаза.
– Спроси у него сама, – шипит Гриша, не желая попасть под яростный молот начальника.
– Доброе утро, – обращаю внимание на себя. – Константин Сергеевич, можно я сегодня отвезу Тасю с Гришей? Я хочу посмотреть на детский сад.
– Считаешь, он хуже, чем государственный? – прищуривается, поджимая губы и готовясь к нападению. Да почему он так реагирует на каждое моё высказывание?
– Нет, не в этом дело…
– Можно, Лена, – даёт добро Аронов. – Костя, она как мама желает убедиться в безопасности своего ребёнка, и только.
– Мам, а дядя говорит Костя! А мне ты сказала, что нельзя говорить Костя! – Неожиданный комментарий моего ребёнка уносит почву из-под ног. У Островского даже кадык дёргается после двойного «Костя», которое так нравится Тасе.
– Дяде можно, – стараюсь говорить спокойно, но голос предательски дрожит. – А нам нельзя. Никому нельзя.
– Правильно – никому, – подтверждает Островский, опускаясь перед дочкой на корточки. – Но тебе я разрешаю, Таисия, – и мягко нажимает на кончик её носа пальцем, отчего мой ребёнок весело хохочет.
Его лицо напротив лица дочки, но она не пугается глубокого шрама, наоборот, смотрит с улыбкой.
– Спасибо, Костя, – шепчет и целует Островского в щёку.
Он отшатывается от неожиданности, и впервые я вижу его настолько ошарашенным, будто он не знает, что такое детская благодарность, которой всё равно, как ты выглядишь, важно лишь, что отдаёшь взамен.
– Вам пора, – кивает Грише, который мгновенно открывает дверь машины.
Забираемся с Тасей на заднее сиденье и увлечённо рассматриваем мелькающие мимо нас строения, обсуждая огромные дома. Это место похоже на маленький закрытый посёлок, где все постройки частные и обнесены высокими заборами, за которыми спрятались такие же влиятельные люди, как Аронов.
Через полчаса подъезжаем к саду, и директор водит меня по территории, подробно рассказывая,