рванул за мной, схватил за рукав куртки и поскользнулся. Мы упали с грохотом и визгом. Я ушибла колени и локти, а Вадим (тогда я еще не знала, что он именно Вадим) утонул в сугробе. Сначала мы с Баффи откапывали его, потом втроем искали шапку и телефон. Он вытряхивал из карманов снег, а фонари освещали снежинки в его темных волосах.
– Понял, что на каток ты не хочешь. Может, позже? Выкроишь для меня часок в своем плотном графике?
– Вряд ли. Может быть, году в две тысячи восемнадцатом.
– Отлично, сходим на один из матчей чемпионата мира по футболу. А пока давай я тебя провожу, а не наоборот?
Ага, приведу его в больницу и денег попрошу на операцию.
– А я уже пришла. Вот мой дом. Пока.
– До свидания.
Он удивленно смотрел, как я торопливо ухожу в темноту чужого двора.
– А может, я все же проскочу в отряд? – крикнул он вслед. – По блату! Через знакомство с человеком, нахождение которого там даже не обсуждается.
– А мы не знакомы.
– Как это, не знакомы? Я Вадим. А ты?
– Агата.
– Ух ты!
Он еще что-то кричал, но я уже дворами бежала в больницу.
Вадим тогда смотрел на меня так, будто… я в самом деле ему понравилась. Хорошо, что была зима и он не видел, что я лысая.
Прошло полгода, мои волосы отросли до звания модной ультракороткой стрижки. А Вадим, значит, каким-то образом попал в «Армас». Почему Суворов позволил ему участвовать в поисках, да еще в лесу?
– Агата, проснулась? Скоро будем завтракать.
Папа входит в мою каморку. В руках пакет.
– Я был у доктора Гриба.
Смотрит на меня долгим, смущенным взглядом. Ясно, пережил серьезную битву с Грибом и потерпел поражение. Мой доктор – человек сложный, и я была бы рада больше с ним не встречаться. Только поначалу его фамилия вызывала у меня усмешку, теперь – исключительно нервную дрожь. Даже если бы папа бился за мою свободу, как зверь, доктора Гриба он бы не переубедил.
– Мне удалось выторговать для тебя неделю так называемого отпуска. Потом придется вернуться, сдать анализы. А там… кто знает.
– А там очередная операция. Пап, это не кончится никогда. Какая разница, умру я после десятой операции или после тридцатой?
– Не говори так. Наша победа уже близка, доктор уверен. Вот таблетки.
Из пакета на стол перекочевывают коробочки.
– Завтра к десяти на прием.
– Ты же сказал, неделя отпуска.
– Жить будешь дома. Доктор только на тебя посмотрит.
– Думаю, он не меньше меня рад моему побегу.
Папа выходит, а я выстраиваю из лекарственных упаковок Великую Китайскую стену. Пусть Гриб и не мечтает увидеть меня на этой неделе. Отпуск есть отпуск. Потом вернется мама из санатория и хочешь не хочешь отправит в палату. Но это будет потом. А пока у меня каникулы, как у нормального человека!
В ванной я пою и даже пытаюсь танцевать. Врезаюсь в полочку, на пол летят все мамины бутылочки и розовые флакончики сестры. Надо же, у нее косметики раза