маховик, засветилась красным жаром подставка. Архивариус с интересом следил за маленьким таинством. Наконец, Илья повернулся:
– Меня интересуют эли. Кто они? Откуда? Что за мир? Все, что о них известно.
– Сказал эль, – пробормотал Сомтанар.
Илья расслышал, улыбнулся:
– Про меня можете не рассказывать.
Сомтанар с сомнением смотрел на Илью. Первый вопрос – самый сокровенный, тот, который зудел днем и ночью под кожей, не давая сна и отдыха, – или не так? История древних увлекательна, но то ли это, что волнует эля? До этого момента все казалось чудесным приключением: путешествие в край контрабандистов, таинственное убежище могущественного волшебника, он сам – такой странный и чужеземный, полет над пропастью и, наконец, таинственный сумрак запретного логова. Но прямо сейчас удивление от неожиданного вопроса как будто на мгновение смыло налет тайны с его собеседника. Сомтанару показалось, что рядом с ним не могущественный пришелец, а потерявшийся путешественник, пытающийся нащупать дорогу в незнакомой местности.
– Боюсь, что мой ответ будет слишком краток, чтобы зачесть его. Вы уверены, что это важно?
Ответом ему была спина эля, внимательно ждущего чего-то от размеренно щелкающего механизма. Какое-то время он не шевелился, затем что-то фыркнуло и стало посвистывать, набирая высоту. Илья встрепенулся, остановил тикающий маятник и торопливо сдернул недовольно заворчавший чайник с нагревателя.
– Какая разница, уважаемый Сомтанар? – подойдя к столу с парящим бронзовым чудовищем в руке, спросил он. – Вы ведь не торопитесь?
– Нет, нет, нет, – заторопился подтвердить архивариус. – Я надеюсь, мы только начали.
Следя, как эль готовит свежую порцию орешка для себя и освежает кипятком остывшую кружку гостя, Сомтанар заговорил:
– Собственно, известно, что элей было два, не считая вас.
– Три.
– Что?
– Три. Так сказал Храм. Но, извините, что перебил, это не так важно. Скорее всего, первый погиб слишком давно, чтобы о нем остались какие-нибудь записи.
Сомтанар недовольно нахмурился:
– Мне почему-то кажется, что вы знаете больше меня. Зачем же был этот вопрос?
– Храм знает только то, чем делился с ним его гость. Не считая, конечно, того, что он бесцеремонно считывает всю формализованную информацию.
– Простите, не понял.
– Храм легко воспринимает все, что связано с языком. Но не видит того, что мы не транслируем в языковые образы. Например, вы можете помнить, как взлетели на мою скалу, но если не напишете рассказ об этом, Храм этого не воспримет. Он легко разбирается со всем, чему нас когда-то учили, но не видит непосредственный жизненный опыт, хранящийся в памяти. Он может, правда, легко извлечь слова, которые вы или я говорили во время полета, но все остальное – нет. Чтобы он это узнал, придется рассказать – то есть перевести в текст, в те же слова.
– Вот оно в чем дело.