ему было необходимо завершить одно из срочных дел и передать его в суд. А во-вторых, он хотел подумать над имеющимися фактами и получить заключение от судмедэксперта, не было ли это самоубийством. Он вспомнил увиденную в ванной картину и опять подумал о том, что ему что-то в ней кажется странным. Он окинул взглядом свой стол в поисках фотографий, сделанных на месте преступления Легкоступовым, и вспомнил, что их ему до сих пор не передали. Следователь нажал вызов секретаря и проговорил сердито:
– Элла, а где фотографии с места убийства Селивановой?
– Только что звонил Валерьян и сказал, что принесёт их сию минуту.
Не успел Наполеонов возмутиться, как в кабинет без стука влетел запыхавшийся Легкоступов.
– Прошу прощения! – выдохнул он. – Не успел я заняться фотографиями Селивановой, как меня выдернули на другое дело и сказали срочно обработать снимки.
– И ты рад стараться? – насмешливо спросил Наполеонов.
– Там действительно было срочное дело, – сухо ответил Валериан, положил на стол следователя кучу фотографий и, пробормотав: – Как я понимаю, я сам здесь не нужен, – направился к двери.
– Художник, – пробормотал ему вслед Наполеонов и стал раскладывать снимки на столе.
Здесь было на что посмотреть, и следователь выругался сквозь зубы. Он не понимал, зачем нужно было крупным планом снимать розовую плитку в ванной с изображением купающихся наяд. От одного этого вида Наполеонова начало мутить. Но тут он обратил внимание, что светло-розовая плитка над ванной и вода в ванне почти совпадают по цвету.
– Вот! – сказал он вслух. Следователь понял, что подозрительным ему с самого начала показался именно цвет воды. Почему так мало крови, если Селиванова перерезала вены.
Продолжая рассматривать фотографии, Наполеонов больше не ругал фотографа. Ведь если бы не его художественно снятая плитка светло-розового цвета с этими противными морскими девами, он мог бы ещё несколько дней ломать голову над каким-то трудно уловимым несоответствием на месте смерти женщины.
Следователь снял трубку и стал названивать судмедэксперту. Сначала трубку никто не брал. Но потом Илинханов соизволил отозваться лично.
– Кому так не терпится? – спросил он.
– Мне! – завопил Наполеонов и обрушил на Илинханова весь запас имеющегося у него красноречия. Он догадывался о том, что Илинханов закатывает глаза и готовится прервать поток льющихся на него комплиментов и мольбы, но следователь не дал ему такой возможности.
И Наполеонову таки удалось уговорить судмедэксперта представить ему утром заключение – сама ли гражданка Селиванова свела счёты с жизнью или ей кто-то помог.
Зуфар Раисович Илинханов что-то пробурчал себе под нос, потеребил свои густые чёрные усы и пообещал пойти следователю навстречу.
На радостях Наполеонов с головой ушёл в работу и не заметил, как пролетел хмурый день, который, по идее, должен был ползти со скоростью улитки,