искры, высоко поднялось пламя. Наконец из предрассветной мглы выплыл высокий, неуклюжий силуэт бота.
Васютка отчаянно закричал:
– На боте! Э-эй, на боте! Остановитесь! Заблудился я. Э-эй! Дяденьки! Кто там живой? Э-эй, штурвальный!
Он вспомнил про ружье, схватил его и начал палить вверх: бах! бах! бах!
– Кто стреляет? – раздался гулкий, придавленный голос, будто человек говорил не разжимая губ. Это в рупор спрашивали с бота.
– Да это я, Васька! Заблудился я! Пристаньте, пожалуйста! Пристаньте скорее!
На боте послышались голоса, и мотор, будто ему сунули в горло паклю, заработал глуше. Раздался звонок, из выхлопной трубы вылетел клуб огня. Мотор затарахтел с прежней силой: бот подрабатывал к берегу.
Но Васютка никак не мог этому поверить и выпалил последний патрон.
– Дяденька, не уезжайте! – закричал он. – Возьмите меня! Возьмите!
От бота отошла шлюпка.
Васютка кинулся в воду, побрел навстречу, глотая слезы и приговаривая:
– За-заблудился я-а, совсем заблудился-а… – Потом, когда втащили его в шлюпку, заторопился: – Скорее, дяденьки, плывите скорее, а то уйдет еще бот-то! Вон вчера пароход только мелькнуул…
– Ты, малый, що, сказывся! – послышался густой бас с кормы шлюпки, и Васютка узнал по голосу и по смешному украинскому выговору старшину бота «Игарец».
– Дяденька Коляда! Это вы? А это я, Васька! – перестав плакать, заговорил мальчик.
– Який Васька?
– Да шадринский. Григория Шадрина, рыбного бригадира, знаете?
– Тю-у! А як ты сюды попав?
И когда в темном кубрике, уплетая за обе щеки хлеб с вяленой осетриной, Васютка рассказывал о своих похождениях, Коляда хлопал себя по коленям и восклицал:
– Ай, скаженный хлопець! Та на що тоби той глухарь сдався? Во налякав ридну маты и батьку…
– Еще и дедушку…
Коляда затрясся от смеха:
– Ой, шоб тоби! Он и дида вспомнил! Ха-ха-ха! Ну и бисова душа! Да знаешь ли ты, де тебя вынесло?
– Не-е-е.
– Шестьдесят километров ниже вашего стану.
– Ну-у?!
– Оце тоби и ну! Лягай давай спать, горе ты мое гиркое.
Васютка уснул на койке старшины, закутанный в одеяло и в одежду, какая имелась в кубрике.
А Коляда глядел на него, разводил руками и бормотал:
– Во, герой глухариный, спит соби, а батько з маткой с глузду зъихалы.
Не переставая бормотать, он поднялся к штурвальному и приказал:
– На Песчаному острови и у Карасихи не будет остановки. Газуй прямо к Шадрину.
– Понятно, товарищ старшина, домчим хлопца мигом!
Подплывая к стоянке бригадира Шадрина, штурвальный покрутил ручку сирены. Над рекой понесся пронзительный вой. Но Васютка не слышал сигнала.
На берег спустился дедушка Афанасий и принял чалку с бота.
– Что это ты сегодня один-одинешенек? – спросил вахтенный матрос, сбрасывая трап.
– Не говори, паря, – уныло отозвался дед. – Беда