сведениям женской сортирной разведки, среди баб тоже попадаются свиньи. Стоит признать, черкаши в женском туалете – фантастические данные, которыми, я уверен на сто процентов, не владеет даже, мать его, ВЦИОМ.
Блин-бля! С унитазом нужно ещё столько всего обсудить, а он ушёл. И всё-таки надо было спросить, как его зовут, а то – унитаз, унитаз. Это точно так же, как обращаться к какому-нибудь пидору: «Эй, пидор! Слышишь меня, пидор?» Таких интеллигентных унитазов ведь немного…
Из другого вагона или из тамбура вышел какой-то дядя, хлопнув дверью так, что в моей голове снова начался кубок большого члена по пенису, и прошёл мимо меня, задев плечом торчащий матрас, и я захотел крикнуть ему в спину: «…А ПИДОРЫ – ВСЕ!»
Постепенно народ стал заходить обратно в вагон.
– Есть не хочешь? – ещё раз спросила меня мама.
– Мама, ты думаешь, я себя истязаю голодом, что ли?
Я всегда беру с собой в дорогу какую-нибудь хуйню: два литра питьевой воды, немного шоколада, несколько булок и чего-то по мелочи. Я не могу съесть больше в поезде, мне херово, и еда совсем не лезет.
Может, я просто завидую всем людям, кто ест по-свински всю дорогу, потому что сам могу только сосать шоколад и член? Ещё бы пресытиться членом…
– Да.
– Нет! – я достал из пакета шоколадку, развернул её, отломил маленький квадратик, положил его в рот и стал медленно рассасывать, представляя, что это конская елда.
Пришли наши соседи, тётенька попросила разрешения у моей мамы залезть на свою полку, используя стол как катапульту, потому что она жирная пизда и по-другому не может – пердачелло мешает. Мама сказала, что ей всё равно. А меня-то спрашивать не надо, я же никто и звать меня никак.
Я посмотрел на эту парочку и вспомнил тупой стишок: «Жили-были два кота: ебота и хуета. Ебота – хороший кот, хуета – наоборот». Нет, нет, нет, нет, это не про них. Ебота ебётся в рот, хуета говно жуёт – ну типа.
Я достал нетбук и начал смотреть фильм, решив тем самым убить три часа изнурительного пути – именно на столько хватает заряда аккумулятора в моём видавшем виды цвета залежалого яблока потрёпанном стареньком бабушкином-дедушкином советском портативном компьютере.
Я посмотрел фильм и обратил внимание на одну очень важную деталь: таблетка, блядь, не помогла, а голова болела, и не просто, блядь, болела. Она, блядь, болела только с левой, нахуй, стороны! Осознав это, я стал тут же думать, что меня уже тошнит, я сейчас блевану и, кажется, уже температура поднялась. Что-то мне стало совсем хуёво…
Я решил отвлечь себя стишком, чтобы не сдохнуть от страха, вскинул мысленно правую руку вверх и выразительно начал:
наложи мне говна за ворот,
да наплюй-ка в роток блевотни.
и тогда зачирикают скоро
в дупле моём соловьи…
Ну да, с таким стихуём на смертном одре и правда некого бояться. Бояться… Бояться? Бояться!
сквозняк в очке заткнули толстым хуем,
как будто шар вогнали в лузу длинным кием.
мы воем