унижением роли определенных региональных культур, обладающих зачастую более древней, нежели европейская, историей урегулирования общественных отношений. Естественно, это проявляется и на бытовом уровне: например, в отрицании существования единого летоисчисления по григорианскому календарю, употреблении европейских языков в международном общении[233].
Наиболее радикально настроенные европейские исследователи даже утверждают, что «негативное отношение к международному публичному праву и международно-правовым обязательствам свойственно прежде всего представителям относительно молодых культур или цивилизаций»[234]. Правда, можно увидеть, к каким выводам приходят они, занимая такую позицию: «Право вообще не есть необходимость и является относительно новым продуктом развития человеческой цивилизации. Обратное мнение, как представляется, утвердилось потому, что современное международное право есть исторически необходимое отражение правосознания иудео-христианской цивилизации, одним из ключевых признаков которой является юридизация межличностных, межэтнических, межгосударственных отношений и даже связи народов с
Творцом. Право, включая международное, весьма относительно как по содержанию, так и в применении к регулированию международных отношений…В этой связи непризнание абсолютного характера jus cogens не должно считаться непростительной ересью»[235].
С распространением европейской цивилизации на другие континенты (опять же преимущественно насильственным путем), ее правовая идеология была аборигенным народам навязана, а там, где это не удавалось, эти народы истреблялись. В связи с этим некоторые исследователи даже говорят о превращении европоцентризма в современных международных отношениях в одностороннюю политику (unilateralism) реализации отдельными государствами собственных интересов на международной арене[236].
Отрицательное влияние европоцентризма испытало на себе и само определение международного права. «Право народов, или международное право, – писал Л. Оппенгейм, – термин, обозначающий совокупность обычно-правовых и договорных норм, признаваемых цивилизованными государствами юридически обязательными в их взаимоотношениях друг с другом»[237]. Следовательно, такое восприятие международного права ограничивало его появление тремя условиями: 1) возникновением международного сообщества в форме «семьи народов»; 2) наличием в ней совокупности норм поведения; 3) явно выраженным согласием членов такого международного сообщества подчинить свое поведение подобным нормам. Проблема стала заключаться в том, что в такое международное сообщество, в «семью народов» исследователи включали лишь отдельные избранные народы и государства – те, которые принадлежали к европейской цивилизации. Поэтому, определяя далее сущность международного права, Л. Оппенгейм писал: «Хорошо известно, что понятие “семьи народов”