будет милосердного Лара, чтобы вмешаться в исход боя. Он сидел среди зрителей, на трибуне, и не спешил прерывать посвящение Черного.
Все это Зед понял, глянув в беспощадные темные глаза Тристана, который рубил страшно и быстро, с каждым ударом приближая конец посвящения, и трибуны, перестав удивленно ахать, зловеще и дружно гудели что-то кровожадными голосами, отмечая каждый новый удар мощным «да!».
Да.
– Нет! – тонко и пронзительно взвизгнул Зед, когда его меч не сумел помешать Айясе наметить его сердце. Его уставшая рука дрожала, по перекошенному испуганному лицу текли крупные соленые капли, и непонятно было, слезы ли это или пот. – Не-ет!
Страшный Черный безжалостно оттолкнул еле сопротивляющееся ему лезвие – Зед устал, очень устал, его руки были словно свинцом налиты, и на лице все больше видно было отчаянье. Черный, молча, глядя все с той же ужасной безжалостной решимостью, рубанул – и Зед повалился на колени, багровея так, что, казалось, его сейчас удар хватит. Он упал потому, что ноги не держали его громадное тело, он упал, хотя толчок Черного был не так уж силен, и сам Черный все-таки был много легче его. Он упал на колени, поднимая тучи опилок, которыми была усыпана арена, и все его тело сотряслось от страшного удара, и обрюзгшие щеки затряслись как холодец. Черный коротко размахнулся – и я от ужаса зажмурил глаза.
Миг – и вся арена взорвалась криком, свистом и улюлюканьем. Вой стоял такой, словно началась война или черти разом посадили на сковороды всех своих грешников. Я распахнул глаза – не столько от любопытства, сколько от страха, потому что произойти могло все, что угодно… Я не мог не смотреть!
Черный был жив и невредим. И Зед – тоже.
Айяса остановилась в волосе от его шеи, прервав свой страшный удар. И теперь, перед глазами всего собравшегося здесь люда, огромный и непобедимый принц Зед униженно стоял перед Черным на коленях, лезвие Айясы упиралось ему в горло (казалось, нажми Черный еще хоть чуть-чуть, и лопнет кожа, под которой так быстро пульсирует жилка), и по щекам сиятельного из-под закрытых век текли слезы унижения и позора, а его знамя медленно и печально опускалось, все ниже и ниже, к истоптанным грязным опилкам, и его полотнище укладывалось к ногам победителя.
Это было блестящее посвящение Дракону!
Говорю это потому, что Дракон выглядел очень довольным; сейчас, в бушующем котле страстей, царивших на арене, я не мог с точностью определить, что так радует его – поражение Зеда ли, или выигрыш Тристана, а может, такой выигрыш Тристана, или то, что Тристан остановился и не стал убивать – а это означало, что он не такой, как Зед… А может, государя радовало все вместе взятое и возможность отомстить Зеду за все его бесчинства.
– Я не вижу крови, – жестоко произнес он, и Черный совершил быстрый, очень быстрый укол клинком – или же он просто провел им по шее врага, я не рассмотрел, настолько это было молниеносно. Зед взвизгнул и повалился на спину, хватаясь за горло; на его шее была кровоточащая пустяковая царапина. Это было последнее испытание Черному, и он