назад Лунаи успокаивала свои мысли и настраивалась на срез. Ведь написать его на достойную оценку – труд для нее. Девушка испытывает сложности в боях с царицей наук, математикой. Но голос одноклассницы вырывает Луну из трепетного спокойствия и выстреливает в десятку – щеки молниеносно вспыхивают алой краской.
В последний раз одернув юбку, Луна выпрямляется на стуле и, всего на миг встретившись с острым взглядом Зарины, опускает глаза на маленькие клетки открытой тетради.
– Твои щиколотки тоже великолепны! – в следующую секунду подключается Даяна. – Может, и их прикроешь, чтобы никого не довести до греха?
Все смеются.
Клетки в тетради начинают скакать перед глазами.
Но Луна молчит, как всегда, распахивая перед всеми свое бессилие. Она бросает опасливый взгляд на одноклассников: парни смотрят на нее с неприятной ухмылкой, девчонки хихикают и болтают, Зарина, не сводя с Лунаи глаз, наклоняется к Весте, аккуратно вынимает из уха подруги вечный наушник и что-то шепчет – наверное, повторяет искрометную шутку, которую Веста могла пропустить, слушая музыку.
Вы думаете, Лунаи не хотела бы ответить на дерзость? Не хотела бы поставить выскочек на место и защититься от нападок на ее внешность, ее обычаи, ее вечные длинные юбки?
Хотела бы, но мягкости и простоты в девушке больше, чем уверенности в своих силах, поэтому она снова молчит, проглотив зарождающиеся слезы и прижав холодные пальцы к горящим щекам.
Глава 8. Луна, прошлое
Пока Вагаршак Арсенович пишет на доске задания, я, не отрываясь, смотрю на движения его пальцев, сжимающих мел, и пытаюсь не думать о юбке, о коленях и о щиколотках, на которые без моего согласия вдруг посмотрел весь класс.
Делаю глубокий вдох, чтобы не разрыдаться.
Неужели они больше ни о чем не могут думать! Ни о чем не могут говорить!
«Озабоченные свиньи!» – в мыслях проносится голос отца. Он всегда говорит так, когда видит, как парочки целуются на улице, или когда в фильме встречается пошлая шутка.
Голос учителя уже расплывается по классу, но я не могу понять, что он говорит.
Взмахом руки Вагаршак Арсенович делит класс на ряды. Я понимаю лишь то, что мой ряд – это первый вариант, и начинаю переписывать задачи на двойной листок.
Мои ноги дрожат, щеки пылают.
Но я глубоко, до скрипа в груди, вдыхаю нагревшийся воздух и нагоняю ускользнувшее спокойствие.
Я готовилась, я учила, я справлюсь.
Мысленно отгораживаюсь от класса и один за другим просматриваю записанные примеры. Я понимаю, каким должен быть ход рассуждений, я знаю принцип, все лето я решала именно такие, а некоторые из них даже абсолютно совпадают.
С уверенностью я вычисляю первый пример, второй, третий – всего их двадцать, а решение дается мне так легко, что даже приятно и немного смешно от того, как сильно я волновалась из-за этого среза.
В последней четверти прошлого года по математике у меня вышло три.
И хотя я изо всех сил старалась впитать материал, каждую контрольную