как что-то кольнуло в сердце, возвращая мои мысли из полета. Какая-то тревога зрела и копилась на самом донышке души, предвещая… Что? Беду? Нет, беды я не чувствовала. Он жив и здоров. Тогда откуда взялась эта щемящая тоска, как перед долгой разлукой? Ответ я могла получить, только добравшись до избушки Прона. И я поторопила немного старую кобылку. Люська недовольно фыркнула, затрясла головой, словно призывая меня подумать о ее пожилом возрасте. Но при этом, подчиняясь сильной руке, все равно, пошла чуть бодрее.
Взобравшись на горку, лошадка пошла веселее, словно, возвращалась домой. Я уже хорошо видела слабую радужную дымку, окутывающую дом Прона, и два столба печного дымка, стоящих ровнехонько над крышами. В начале зимы, по первому снегу, мои мужики приволокли на санях небольшую ладную баньку, срубленную на совесть из звонких сосновых бревен, ошкуренную, протыканную, как полагается, сухим болотным мхом, успевшую выстояться за теплые осенние месяцы. И теперь я с удовольствием наблюдала, как из трубы этой самой баньки тоже поднимается высоко над крышей дымок. Спустившись вниз, Люська слегка притормозила и зафыркала, затрясла головой. Я увидела, как вспарывая снежную целину, словно атомный ледокол вспарывает льды Северного океана, в нашу сторону летит бурая гора. От сердца отлегло. Асхат!! Лошадка, слегка отвыкшая от медвежьих игрищ, слегка заартачилась. Я похлопала Люську по рыжевато-коричневой шее, и с насмешкой проговорила:
– Ну, чего ты? Это же твой друг Асхат! Забыла уже?
Кобылка отозвалась сердитым фырканьем. А медведь, не добегая до нас метров пятьдесят, принялся радостно нарезать вокруг лошади круги. Люська нервно переступала на месте копытами, косясь своими умными блестящими глазами на лохматое, резвящееся рядом, чудище. А у меня в голове родилась мысль, посланная медведем. В переводе на человеческий язык она звучала примерно так:
– Приветствую вас… заждались уже…
Я, слегка пришпорив кобылку, пустила ее рысью в сторону избы, прокричав на ходу:
– И тебе привет, лохматый друг!! Мы тоже скучали…
На крыльце дома появился Прон, в накинутой на плечи овчинной дохе. Он стоял, глядя серьезным взглядом, как мы подъезжаем к крыльцу. Я осадила лошадку, и спрыгнула на землю. Снег под ногами мягко спружинил, словно мат в гимнастическом зале. Тут же подбежавший Асхат, уселся на задние лапы, поглядывая на меня с ожиданием в своих умных медвежьих глазках. Я, не выдержав, громко рассмеялась, достала из кармана несколько кусочков сахара-рафинада, припасенного специально для такого случая, и протянула медведю на ладони. Он принялся с удовольствием чавкать и тихонько урчать при этом себе под нос. Ну точно, как Василич, когда бывал чем-то доволен, но не хотел этого показывать. Люська, ревниво глядевшая на эту картину, собралась было возмущенно зафыркать, но я тут же протянула кусочек сахара и ей. Между друзьями не должно быть неравенства.
Затем, накинув повод на ветку, сиротливо стоявшей рядом с избой березки, быстрым шагом