и затаился, вслушиваясь в тихий голос бабки.
– Стал Грай волшбу творить, леса да болота сонные подчинять, народ угнетать. Тьму на земли меловые впустил, и потянулась она вглубь да вширь, черными реками отравляя хрустальные воды. И не было от него спасенья – сколько воеводы ни собирали дружины, чтобы на битву великую вызывать Грая, сколько ни уходили в походы – все одно, поражения терпели. Потому что имел Грай силу великую вороном черным оборачиваться да слухи собирать, что ветер на облаках крутых носил. Да зрелища видеть, что глаза лесных зверей видывали. И не было от него спасенья ни на земле, ни на воде, ни в воздухе.
Филипка вздрогнул, представляя себе черного колдуна. Ему виделся высокий силуэт, окутанный тьмой. А еще он чувствовал неотрывный взгляд, проникающий сквозь стены и одеяло, цепкий, холодный. И Филипка сильнее кутался в одеяло, продолжая внимательно вслушиваться в голос бабы Дуси.
– Долго Грай держал в страхе округу. Пока не прошел слух, что в соседней деревне красавица есть…
– Что не можно глаз отвесть? – тут же оживился Филипка, сменяя в воображении образ темного злого колдуна на прекрасную девушку.
– Ага, именно так. Авдотья-краса, русая коса.
– И что же, чародей влюбился в нее? И стал добрым? – нетерпеливо заерзал Филипка.
– Нет! Она хитрая оказалась. В клетку каменную его заманила, заточила и народ спасла от темных делишек его! А теперь быстро спи! Иначе бабаю отдам!
Филипка запищал и юркнул под одеяло. Затаился, а через несколько мгновений размеренно засопел – сон одолел мальца. Баба Дуся медленно поднялась с кровати, подоткнула одеяльце и вышла из спальни. Встала у окна, внимательно вглядываясь в безлунную ночь. А мысли ее унеслись далеко-далеко, сквозь времена и пространства. В тот день, когда явился к ней, молодой да веселой дочери мельника, Солнца луч. Было лето, и жар стоял над селением. Лишь в глубине, в пыльном мраке мельницы, таилась прохлада. Туда-то Авдотья и сбежала от подружек, укрываясь от летнего солнцепека. Подол сарафана взметнул мучную пыль, и сквозь пробивающийся в щели луч пылинки танцевали, кружась и вихрясь. Авдотья засмотрелась и испуганно вскрикнула, когда за спиной раздался тихий голос:
– Ну, здравствуй, краса! Веселишься да резвишься, пока над землей родной туча черная раскинулась, тьма затаилась?
Авдотья обернулась, но никого не увидела – лишь пылинки в солнечном свете кружились быстрее и резче.
– Черный колдун зло творит, земля стонет! Никто одолеть его не может! Лишь тебе скажу да расскажу, а ты – отцу своему. Вместе сотворите клетку каменную, чтобы колдуна-ворона поймать, в недрах земли-матушки заточить. Да стеречь потом годы и годы, лета и лета. Слышишь меня, дочь мельника?
Авдотья от страха речь человечью забыла. Тряслась, руками влажными сарафан весь измяла. И лишь кивнуть в ответ смогла.
И в тот же миг взметнулись вихрями золотистыми пылинки. И зазвучало Слово – как клетку каменную сложить да колдуна-ворона туда заманить, путы светлые накинуть да заклятьями сильными заточить.
Баба Дуся все стояла у окна, вспоминая и вспоминая, пока черный кот не запрыгнул на подоконник.
– Что,