мной? Что я здесь делаю? Ведь мне нужно совсем в другую сторону.
Звоню. Дверь открывает Луиза. Ее муж Элгин в кабинете – играет в компьютерную игру под названием «Госпиталь». Нужно прооперировать пациента, а если ошибетесь, пациент устроит вам взбучку.
– Привет, Луиза! У меня тут были дела неподалеку, и вот думаю, не заскочить ли к вам…
Заскочить. Что за дурацкое слово. Я что – блоха прыгучая?
Мы вместе прошли в холл. Из дверей кабинета высунулась голова Элгина.
– Привет всем! А, это ты! Привет-привет! Сейчас приду, у меня тут небольшие проблемы с печенью, никак не пойму, в чем дело.
В кухне Луиза угощает меня бокалом вина и целомудренным поцелуем в щечку. То есть он был бы целомудренным, если бы она просто чмокнула меня, и все. Однако, едва запечатлев на моей щеке обязательный легкий поцелуй, она почти незаметно проводит по ней губами. Это длится мгновение, от силы два – можно считать, что ничего и не было. Если только это не ваша щека. Если только вы не думаете об этом и не гадаете, думает ли об этом другой. Она не подает виду. И я тоже притворяюсь, что ничего не произошло. Мы болтаем и слушаем музыку, и я не замечаю, что уже стемнело, бутылка пуста и в желудке у меня тоже пусто. Телефон звонит неожиданно громко, и мы подскакиваем вдвоем. Луиза берет трубку, вежливо отвечает, и, минутку послушав, передает трубку мне. Это Жаклин. Голос у нее очень грустный, нет, без упреков, но очень грустный.
– Я не могла понять, где ты. Уже около полуночи. Я искала тебя.
– Извини. Я немедленно возьму такси. Скоро буду.
Я поднимаюсь с улыбкой.
– Ты не вызовешь мне такси?
– Я отвезу тебя, – говорит она. – Было бы неплохо повидать Жаклин.
Всю дорогу домой мы молчим. Улицы тихи и пустынны. Останавливаемся у моего дома, я говорю спасибо, и мы договариваемся встретиться за чаем на следующей неделе. А потом она говорит:
– Я взяла билеты в оперу на завтра, а Элгин не может. Ты не сходишь со мной?
– Завтра мы с Жаклин собирались провести вечер дома.
Она молча кивает, и я вылезаю из машины. Никакого поцелуя.
Что делать? Следует ли мне остаться с Жаклин и просидеть дома ненавистный вечер, возненавидев под конец ее самое? Или лучше извиниться и пойти? Нужно ли сказать правду и пойти? Я не имею права делать все, что мне вздумается, ведь отношения – это всегда какой-то компромисс. Давать и брать. Может быть, я не хочу сидеть завтра вечером дома, а она, напротив, хочет. Да мне следовало бы этому радоваться. Мы станем сильнее от этого – сильнее и чутче. Такие мысли проносились у меня в голове, а Жаклин спала рядом, и если у нее и были какие-то страхи, то они не нарушали ее спокойного сна. Она безмятежно раскинулась на кровати, где мы провели вместе столько ночей. Неужто я оскверню наше ложе предательством?
Поутру настроение у меня препаршивейшее, нет никаких сил. Жаклин, жизнерадостная как всегда, заводит свою малолитражку и уезжает к матери. В полдень звонит отменить наш домашний вечер вдвоем. Ее мать нездорова, и она собирается остаться у нее.
– Конечно, Жаклин! – отвечаю