Вила запарила выданной травки, выждала положенное и выпила. Лишь только горячий настой докатился до желудка, накатилась тяжелой волной усталость, словно кости все из тела вынули, и держится оно лишь усилием воли. Вила еле доплелась до кровати и, упав в ворох подушек, мгновенно ушла в сон.
***
Она вроде находилась так же в своем доме, но каком-то сером и поблёкшем, по сравнению с явью. И оказалась не в постели: стояла перед тем самым ростовым старинным зеркалом. В нём ничего не отражалось. А точнее, в нём была только комната, а Вилы не наблюдалось. Это рождало ещё больше вопросов. Было ощущение какой-то смутной подсказки, вот только какой? В тоже время вызывало сумбур внутри, смущало необъяснимостью происходящего. Отражение, которое не совсем я, если живет самостоятельной жизнью? Или совсем не я? Но вроде и обычное оно было, пока взгляд не изменился и вопрос не прозвучал. А сейчас где оно?
Вила подошла ближе, как завороженная протянула руку и коснулась поверхности зеркала. Ничего не произошло, отражение не появилось, под пальцами была просто гладкость стекла. «Так, ладно. Зависла я что-то. Мало ли что привидится во сне или в наваждении этом. Смысл ждать от него обычного поведения. Дальше надо», – подумала Вила, стряхнув внутри оцепенение момента, и уже почти убрала руку от зеркала, как вдруг от места её прикосновения по стеклу разбежалась изморозь, как на застывшем зимой окне. И словно кто-то с той стороны написал на этом налёте пальцем: «Что ты хочешь?»
Вила, сперва нахмурилась и фыркнула, порывисто передернувшись. Затем словно поймала себя, остановилась: вспомнила совет подруги. Вдохнула глубоко, выдохнула. Вслушалась, позволив вопросу проникнуть внутрь себя, пустить корни, прорасти, охватив своим звучанием самые потаённые уголки души. Вначале легким отголоском, следом чуть слышным шепотом, словно из глубины, начали просачиваться слова. Вила выпустила их: первые медленно, словно выдавливая, затем всё быстрее и напористей, не задумываясь превращая чуть донесшийся смысл в звук:
– Любви хочу. Чтобы знать. Чувствовать. Не сомневаться. Чтобы так было, что точно знаешь – вот она, любовь. Просить не хочу об этом. Вымаливать, заслуживать. Хочу быть просто. И любовь чтоб была. Защиты хочу. Да, сама защитить могу, есть силы. Но хочу, чтоб меня. Чтоб как за стеной. Вообще не думать. Всегда чувствовать. Есть она и боятся нечего. Даже слабой можно стать. Руки опустить, сдаться. Другие руки обнимут. Укроют. И не посмеет никто. Эмоций хочу! Не только ровно, благостно. Жаром полыхнуть, желанием опалить! Вино пить, терпкость в небо втирать, на грудь проливать. Жадно мясо есть. Не кусочками скромными. В подгорелый, сочащийся кровью шмат впиться, постанывая, глаза закатить в блаженстве. Буре в лицо кричать восторгом! Под ливнем кружиться, хохотать безумно! В объятия вжаться, одним стать! От нежности задохнуться! – звенящей тишиной повисла пауза, и, уже выплеснув запал, – Ну что, довольно?!
Зеркало оттаяло и просветлело, как и ни было ничего. В нём обычным образом отражалась Вила.