наблюдая за входом, чтобы убедиться, что в лавке никого кроме ее хозяина и его помощника – молодого колченогого парня – нет. И как назло приходится все время поправлять на голове взятую из оперативного реквизита черную не первой свежести шапку ушанку, которая по причине большеватого размера все время норовит съехать на нос и столкнуть с него бутафорские очки в массивной оправе с круглыми толстыми простыми стеклами. А в довершение всего взятые из того же филерского реквизита усы все время лезут волоснёй в рот, отчего верхнюю губу свербит так, что хочется сорвать проклятые усы к чёртовой матери, бросить в замерзающую слякоть и затоптать.
Приходилось терпеть.
Выбор лавки был не случаен. Пришлось слегка пошерстить московских ювелиров, порыться в архивах и осторожно порасспросить некоторых старых и надежных знакомых, чтобы сделать выбор. Выяснилось, что хозяин именно этой лавки на Арбате – Пиня Флекенштейн – в бытность свою житель города Ростова – в конце двадцатых годов задерживался ОГПУ за махинации с золотом. Пиня, как было установлено тогда в ходе расследования, золото мошеннически бадяжил – добавлял в расплав медь и цинк, – а на изделиях из этого бадяжного золота: на колечках, колье и браслетах, ловко и с филигранной точностью ставил фальшивые пробы. В благословенные времена НЭПа на этой алхимии Пиня сумел сколотить неплохое состояние. Сколотить-то сколотил, но сделал ошибку, которая и до него, и после него, подводила под монастырь многих умных, ловких и предприимчивых, но не очень законопослушных граждан. Он упустил момент, когда еще можно было втихую и незаметно сойти со сцены и бесследно раствориться в бескрайних просторах страны, разумеется, прихватив с собой всё нажитое столь тяжким трудом. По-простому говоря, Пиня упустил момент, когда еще можно было соскочить и смыться. То ли чуйка подвела, то ли жадность фраера сгубила. И что самое непонятное и обидное, Пиня как сверхчувствительный социально – политический барометр улавливал новые веяния в обществе, но не придал им должного значения, упустил момент и угодил – таки под каток ликвидации в стране последствий НЭПа. Это был 1928 год. Тюрьмы Пиня, однако, избежал. Спас его и можно сказать в последний момент сдёрнул с тюремных нар корпусной комиссар Абрам Блекассман – старый знакомец Пини еще со времен Гражданской войны. Узнав об аресте ювелира, Блекассман заявился к следователю и, выпячивая грудь в орденах, показал, что в 1918 году его – раненого красного комиссара – старого большевика, соратника самого товарища Дзержинского – этот самый Пиня Флекенштейн увел из-под носа белогвардейской контрразведки и две недели укрывал и выхаживал в своем доме в Ростове. В общем, спас, рискуя собственной жизнью.
Вот так через десять лет – в 1928 году – Блекассман вернул должок и спас Пиню, проявив большевистское упорство, задействовав свои обширные связи в верхах и запустив весомый для следствия классовый аргумент.