смешиваясь с кровью, окрашивали усы в ярко-малиновый цвет. Старик отплевывался, всхлипывал и жалобно шептал:
– Что теперь будет? Загубят лошадей. Долго ли сгубить породу? А потом ищи-свищи, хватятся – да поздно.
Пошатываясь, он добрался до крана и подставил голову под холодную струю. Успокоившись и умывшись, он напоил лошадей и засыпал корм. Потом, вооружившись щеткой и скребницей, по очереди вычистил всех лошадей.
Целую неделю никто не заходил в конюшню. Рыбкин чистил и убирал всех лошадей один. А потом пришел какой-то незнакомый человек и о чем-то долго расспрашивал Рыбкина. Как только он ушел, старик заволновался, надел на Браслета недоуздок и вывел его из денника.
Во дворе, в самом далеком углу, приютился маленький, ветхий дощатый сарай. Сарай служил складом для ломаной упряжи и хлама и был загорожен доверху. Очистив один угол от рухляди, Рыбкин поставил в нем Браслета. Потом, охая, часа два подряд носил в сарай мешки с овсом и тюки сена.
Сбросив с плеч последний тюк, Рыбкин долго сидел на нем, отдуваясь и шевеля усами, как старый, сытый таракан. Потом он обмотал копыта Браслета тряпками и вышел из сарая, плотно прикрыв дверь. Но не успел он сделать и двух десятков шагов, как услышал позади себя громкое и тревожное ржание. Старик повернулся и вприпрыжку добежал к сараю.
– Тише ты, тише! – замахал он руками на лошадь.
Пошарив в углу, он извлек из-под хлама старую заржавевшую гирю и, обмотав ее веревкой, привязал к основанию хвоста Браслета. Браслет хотел заржать, но хвост свисал книзу, и приподнять его он не мог, а ржать с опущенным хвостом ни одна уважающая себя лошадь не станет. С гирей на хвосте Браслет молча простоял до позднего вечера. Он слышал, как на дворе разговаривали незнакомые люди и ржали знакомые лошади. Несколько раз он пытался подать голос, но каждый раз ему мешал хвост.
Вечером с охапкой попон пришел в сарай Рыбкин. Он сбросил в угол попоны и отвязал гирю.
– Смотри ты у меня, отец дьякон. Я тебе поору, – пригрозил он, засыпая Браслету корм.
С Рыбкиным Браслету стало спокойнее и веселее. Старик устроился на попонах и скоро заснул. Браслет долго хрустел сеном и, поглядывая на Рыбкина, медленно кивал головой.
Две недели Рыбкин и Браслет прятались в маленьком дощатом сарае. Большой, шумный двор с рядом конюшен опустел и вымер. Первые дни еще заходили несколько раз незнакомые люди, осматривали пустые конюшни и разговаривали с Рыбкиным. Дощатый сарайчик их не интересовал. Потом посещения прекратились. По ночам, ежась под попоной от холода, Браслет слышал, как рядом отбивали мелкую дробь зубы Рыбкина.
После одной очень холодной ночи Рыбкин исчез на полдня. Вернувшись, он взял молоток, гвозди, сверток колючей проволоки и наглухо забаррикадировал ворота с улицы.
Вечером Рыбкин перевел Браслета в конюшню. Браслет соскучился по лошадям и теплому деннику. Он рванулся вперед и влетел в конюшню, но в коридоре разом остановился и громко потянул воздух. Пахло прелой соломой, мышами, затхлостью.