ворочаясь с бочка на бочок,
Все мои припоминая грехи,
Помещаешь их в стихах между строк.
Ты ведь знаешь меня лучше других,
Целый век мы проживаем с тобой,
Череда ночей – хороших, дурных –
Это то, что называют судьбой.
Так сыграй мне, старый друг домовой,
На трубе своей, трубе дымовой
Песню старую про дом, про сосну.
Ты сыграй, а я тихонько усну.
Ноябрь
Бог на меня посмотрел укоризненно:
«Что ж ты себе перестал доверять?
Что же напишешь ты кистью безжизненной?
Только предзимний пейзаж ноября».
Краски палитры дождём обесцвечены,
Чёрное с серым – вот вся красота…
Даже вороны, печалью отмечены,
Тихо застыли у края листа.
Чёрное с серым – это деревья,
Это пожатье беспомощных рук,
Небо, застывшее после кочевья
Птиц перелётных на радостный юг…
«И всюду страсти роковые…»
«И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет».
О, эти дали кочевые,
Зари кроваво-медный свет!
Куда б судьба ни заносила,
Но от себя не убежать.
Блеснёт в тумане образ милый,
Но и не думай – не догнать.
Не торопись – давно пропала
За далью суетная даль.
Что жизнь тебе наобещала?
Не правда ли, одну печаль?
Ну что ж, и этого немало –
Печаль спасёт от суеты,
Ты станешь тихим и усталым,
Согласным с миром станешь ты.
«Не хочу ни о чём знать…»
Не хочу ни о чём знать,
Вижу то, что вижу в окне.
И нельзя у меня отнять
То, чем я владею во сне.
Там, во сне, свободой дышу,
Там могу я праведней жить,
Там пощады я не прошу,
Там я сам могу пощадить.
Только сон, он только лишь сон,
И нельзя же всю жизнь проспать,
А проснёшься – расслышишь стон,
Его трудно не замечать.
И сожмёт железной рукой
Твоё сердце чужая боль…
И прольётся горячей рекой
Кровь чужая, горька, как соль.
«Не хочу о возрасте – это неприлично…»
Не хочу о возрасте – это неприлично.
Ну и что, что ноги? У кого их нет?
Взбеленилось сердце – бьётся аритмично?
Стоит ли об этом на весь белый свет?
Но пока ведь бьётся – значит, всё в порядке.
Медленно ступаю? А куда спешить?
Просто надо делать по утрам зарядку –
Сразу станет легче, здоровее жить.
Неуютно строчке в теле неуклюжем,
Хочется на волю строчке поскорей.
Я её с ладони: ну же, ну же, ну же!
И она взлетает в небо сентябрей.
И она взлетает к солнышку за тучей,
Глядь, и испарилась – виден лёгкий пар.
А потом прольётся дождиком летучим,
Освежив души моей застарелый жар.
«Нет,