нервы, когда чужое лицо оказывается еще ближе: он резко дергает головой и дает Чонхо по лбу, заставляя того отпрянуть. – За что?!
– Есть такая штука, зона комфорта называется. Не слышал о ней? – Мингю поправляет ворот рубашки.
– Извини, я забылся, – Чонхо трет лоб, – просто…
– Просто что?
– Мингю нормально относится к чужой близости, если так можно выразиться.
– Избавь меня от этого.
– Ладно. – Чонхо запрыгивает обратно на стол. – Рассказывай.
– Что?
– Все? Чем быстрее мы разберемся в этой ситуации, тем лучше.
– А то, что мы тут в молчанку играли черт знает сколько времени, – это ничего? – закатывает глаза Мингю.
Он никогда не был ярым любителем потрепаться языком, поэтому у него уходит минуты две на то, чтобы раскачаться, – если бы не подстегивающее желание поскорее вернуть все на свои места, он бы тянул резину до глубокой ночи. Скажи ему кто вчера, что на следующий день он будет сидеть на кухне со взрослым Чонхо и тереть за жизнь, он бы послал этого человека в непрекрасное далёко.
В какой-то момент Мингю понимает, что рассказывать ему нечего особо – вряд ли его история сильно отличается от того, что сам Чонхо уже слышал от другого него. Лишь декорации разные. И предыстории людей, которые дошли до всего этого.
Как же, мать вашу, иронично – оказаться внедренным в жизнь, которой сам всегда хотел жить. Оказаться, но все равно пытаться сбежать. Если бы Мингю мог охарактеризовать себя всего одним словом – это был бы «побег». Но он бы и в этом не признался.
Чонхо надо отдать должное – он не перебивает совсем, слушает внимательно и в какой-то момент достает из пакета еще две банки пива, одну из которых протягивает Мингю, предварительно открыв. Тот берет ее на автомате, отпивает и только потом понимает, что сделал. Отмахивается сам от себя мысленно, сверлит взглядом то чужие босые ноги, то бежевый кафель на полу, то свою руку, что держит пиво. Пытается отвлечься как-то от своих же слов, переключает все внимание на неприятное ощущение скользящих по влажной поверхности банки пальцев. Одна капля срывается вниз и падает прямо на нос корги, что примостился под его ногами на полу, заставляя того громко чихнуть.
– Ты не думал, почему это произошло? – спрашивает Чонхо, когда Мингю замолкает, отвлекшись на собаку.
– Что именно? – Понимает вроде, что вопрос о зеркале, но думает почему-то о жизни своей и ситуации, в которую попал. И как бы все сложилось, не знай он Санхёна. Об этом он, разумеется, не говорит ни слова.
– Обмен. Я уже говорил, что зеркало это стоит у нас с тех пор, как мы сюда въехали. И ничего странного не происходило.
– Наверное, во мне дело, – горько усмехается Мингю, – в том, что по ту сторону оказался именно я, а не кто-то другой.
Чонхо шумно отхлебывает пиво, запрокидывает голову, смотрит в потолок. Хмыкает.
– Вероятность была ничтожно мала, да? Того, что у вас обоих будет это зеркало. Но этого все равно недостаточно. Ты вроде говорил еще про время. Сколько там было?
– Тринадцать