органа или должностного лица, совершающего акт применения права, также служит объектом государственно-волевого воздействия[94].
Разрешение этого, на первый взгляд, затеоретизированного спора имеет важное прикладное значение, поскольку, если брать за основу точку зрения, согласно которой сущностью правоприменительного акта является, наряду с государственной, воля правоприменителя, то при разрешении любого правового конфликта неизбежно может возникнуть встречающаяся в правоприменительной практике ситуация, когда правоприменитель безапелляционно утверждает: «а я так думаю», при этом правоприменительный акт формально будет безупречным, а по существу может оказаться «издевательством». Поэтому воля субъекта правоприменения не может быть элементом сущностной стороны правоприменительного акта.
Вместе с тем нельзя сказанное понимать так, будто субъект правоприменения в своей деятельности является молчаливым статистом или роботом. Творческий элемент обязательно присутствует при издании субъектом правоприменения актов применения норм права, поскольку правоприменитель исследует и оценивает обстоятельства разрешаемого дела и сам выбирает оптимальный вариант решения по юридическому делу.
Говоря о судьях, М. В. Баглай утверждает, что «их деятельность должна опираться на самую высокую мораль и теорию»[95]. Данная мысль напрямую связана с вопросом о судейском усмотрении. Правоприменитель всегда выступает как бы в двух лицах. С одной стороны, он действует от своего имени, выражает свое мнение, проявляет свои чувства, но в то же время он – официальный выразитель государственной воли – выступает от имени государства[96].
В связи с этим при вынесении акта применения права компетентный орган не может руководствоваться ни личными мотивами, ни мотивами заинтересованных в исходе дела лиц (что в рамках требований, предъявляемых к судебным органам, отвечает принципу беспристрастности, закрепленному в ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод), а должен решать правовой конфликт в соответствии с предписанием, выраженным в законе. В противном случае правоприменительный акт, в котором субъект применения права по каким-либо причинам неточно передает, искажает правовую регламентацию спора, будет противоречить общим началам правового регулирования, что, в свою очередь, может вызвать диссонанс между случаем конкретного правоприменения и общей направленностью законодательства, в соответствии с которым разрешено дело[97].
Детерминированность воли любого правоприменителя социальными условиями его жизни вряд ли можно подвергать сомнению. Также не вызывает сомнения то обстоятельство, что конкретные лица, участвующие в процедуре применения права, имеют свои интересы и цели и в той или иной мере заинтересованы в исходе конкретного дела. Таким образом, потребности, интересы и цели правоприменения практически никогда не совпадают