изданий кустарным способом и ничтожным тиражом. Специалисты не сомневаются в том, что издания – уникальные.
При мне С.К.Ардзинба, директор НИИ несколько раз по разным поводам говорил по телефону: «Матушка Россия нам поможет. Матушка Россия нам никогда не отказывала». Я скромно опускал глаза, как будто я и есть та самая «матушка Россия».
Команы
Команы отделяет от Сухума всего полтора десятка километров, но это уже горы. Нашу «Газель» несколько раз так резко бросило в разные стороны, что я стал уже держаться двумя руками. Вдоль очень крутой дороги (то вверх, то вниз) бесконечно тянутся брошенные деревни.
Последний раз я видел брошенные деревни на глухих проселках Великоустюгского района – за сотни километров от серьезного жилья: черные избы утопали в белом снегу. А здесь брошенные хибарки так же утопали в белом алычовом цвете. Вся полоса деревьев вдоль дороги стояла в бело-розовых сугробах, покрывавших голые заскорузлые стволы.
Это чудо первозданной красоты и радовало, и наполняло душу всё той же северной тоской. Почему здесь больше никто не живет? Район Коман во время войны был местом активных боевых действий. Обычно после войны люди возвращаются в оккупированные селения. Здесь не так. Жители этих мест – мегрелы – были и аборигенами и оккупантами одновременно.
«Отцы народов» любили побаловаться депортациями, а что касается Абхазии, то существовал целый план того, как лишить целые части этой страны коренного населения, заселив мегрелами. Так под Команами коренных абхазов не осталось вообще.
Когда ударил грузинский «Меч», мегрелы в основном встретили грузинов как своих, подались к ним в гвардию. А после войны наступило массовое бегство мегрелов, которые оказались «своими среди чужих, чужими среди своих». Благодатнейшие земли, которые в свое время не смогли поделить абхазы и мегрелы, теперь просто пустуют.
Алыча скоро отцветет, нальются плоды и усыплют землю, потому что собрать их будет некому. Это ценные фрукты, из которых готовят множество замечательных блюд, тем более, что дерево не требует ухода. И даже только прийти и собрать плоды – никто не удосужится. Почему? Мне отвечали столь уклончиво, что было ясно: отвечать не хотят.
А вот и первый встреченный нами по дороге от Сухума человек – старик-козопас. Хоть классический образ кавказца с него пиши: улыбчивый, простодушный, очень плохо одетый. В окружении своих страшных овчарок-волкодавов он может спокойно улыбаться, разговаривая с кем угодно. Вот и еще одна грань абхазской экономики. Стадо у старика – в несколько сот голов, а каждая коза потянет в несколько тысяч рублей. Этот нищий – обладатель целого состояния. Вот только немногим приходит в голову разделить его тяжелейший труд чабана.
Впрочем, приехали мы в Команы не ради алычи и волкодавов. Мой спутник, иеромонах Дорофей (Дбар), показывает монастярь.
Златоуст в Команах
Неужели мы и правда перед гробницей самого святителя Иоанна Златоуста, одного из величайших