и посмертности телесных повреждений на теле убитого), были допрошены упомянутый Борис, мать и сестра мальчиков, а также другие соседи и сторонние понятые (т. е. проведен повальный обыск. – С. К.). Все показали, что никого в убийстве двухлетнего Ивана не подозревают, а об его брате Дмитрии единогласно «объявили, что он и от природы, и по избалованности покойным отцом, уже и прежде был замечен сердца злого». Малолетний же убийца впоследствии сознался, что никаких нищих не было, а преступление «сделал» он сам. Так убийство было раскрыто[160].
Еще один пример из следственной практики той эпохи.
24 июля (по ст. стилю) 1859 г. полицией была задержана и обыскана Марианна Кленас, имевшая при себе узел, наполненный разной одеждой. При допросе она призналась в совершении восьми краж из дворов разных лиц. Потерпевшие, допрошенные по делу следователем (частным приставом), подтвердили обстоятельства краж. По делу было составлено восемь очень кратких и не подробных актов местного осмотра (протоколов осмотра места происшествия. – С. К). Все изъятые у М. Кленас вещи были предъявлены потерпевшим на опознание (при опознании другие похожие вещи, не имеющие отношения к делу, потерпевшим одновременно с похищенными вещами не предъявлялись). Все потерпевшие свои вещи опознали. Кроме того, по делу был проведен повальный обыск о личности М. Кленас[161].
Дореформенное русское уголовное судопроизводство отводило косвенным доказательствам – уликам – весьма незначительную роль, что было характерно для процесса, носившего по существу инквизиционный характер. Однако к середине XIX в. несовершенство лежащей в основе судопроизводства теории формальных доказательств все чаще обращало на себя внимание процессуалистов. Известную роль в критике этой теории играла и развивающаяся практика использования вещественных доказательств, чему способствовали достижения, в первую очередь, судебной медицины и химии[162].
Увеличение значимости вещественных доказательств в уголовных делах привело к появлению, как уже отмечалось, первых рекомендаций по работе с ними.
Так, например, давался совет «найденные инструменты, орудия и вещи, могущие служить доказательством или объяснением наступившего случая, должно нумеровать, тщательно укладывать и если можно опечатать и приобщить к делу точной их описью»[163].
В 1856 г. в России была учреждена должность эксперта по части естественных наук и микроскопии при Медицинском департаменте МВД, где стали проводиться судебно-медицинские исследования следов крови, спермы и иногда – муки, чая, съестных припасов, металлов[164].
Серьезным ударом по теории формальных доказательств стала написанная для получения ученой степени доктора юридических наук монография профессора Дерптского университета А. С. Жиряева «Теория улик» (1855).
В данной работе было показано значение косвенных доказательств для расследования преступлений, обоснована принципиальная возможность раскрытия преступлений