Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права
меч, аще ли муж мужа ринет от себя или к себе, аще ударит батогом, или будет кровав или синь), тем легче открыть их существование в данном случае. Точно также – чем материальнее выражены последствия, тем скорее можно составить заключение. Двинская Уставная грамота говорит: за кровавую рану 30 бел, за синюю 15. Это ясно и очень приложимо. Но далее: «а излает боярина (условия менее ясны)…, и наместницы судят ему бесчестие по его отечеству, також и слузе». Последствия выражены так, что судья должен сперва измерить достоинство отечества оскорбленного и по этим соображениям, вместе с другими, отыскать цифру, которая бы соответствовала бесчестью. Процесс трудный, ибо положение выражено слишком отвлеченно. От судьи требуется искусство. Чем дальше мы уходим к младенческому состоянию права, тем менее отвлеченности, тем более материальности или грубости приемов мы замечаем в построении закона. Русская Правда достигает в этом отношении величайшей простоты и практичности. Условия и последствия выражаются так, что их именно можно осязать, manu tenere: если синь или кровав, или когда руку утнет и отпадет рука, или перст, – тогда за обиду одна, две, три гривны, или 40 гривен. Мы вовсе не можем оценить достоинство этого грубого приема. Но при младенческом состоянии мышления, при взгляде на преступление как на обиду, при господстве чувства, никакой прием закона не может быть более соответственным, нежели этот. Человек не требует ничего, кроме возможно быстрого удовлетворения его чувства. Не столько отвлеченными свойствами справедливости, сколько легкостью и быстротой, словом, практическими свойствами измеряется достоинство закона. С этой точки зрения нам будет понятно, отчего такой бедный содержанием сборник так дорого ценился в древности, отчего Ярославова Правда казалась венцом юридической мудрости, и к ее немногим статьям примыкало все, что накоплялось в дальнейшем историческом процессе развития права, вся древняя юридическая догматика. Сборник, который по своему происхождению имел характер местный, становится мало-помалу всеобщим источником поучения и руководством суда и практики во всех древних русских волостях. Впоследствии мы заметим еще одну черту старинной юридической практики, которая сделает для нас еще более понятным значение твердых цифр, которыми заключается всякое юридическое положение Русской Правды. Спорить о праве – это слишком отвлеченное дело. Процесс представляет собой продолжающееся состязание из-за вещи. Надо, стало быть, чтоб было «лицо», в смысле древнего языка, чтоб был в виду предмет спора, и если он не имеет материальной субстанции (удар), или по другому поводу не лежит на глинах, то спор идет о гривне. Псковская Судная грамота всегда разумеет наличность вещи, заклада, долга. Его кладут у креста, его берет торжествующая сторона. С землей тот же обряд. Судья стоит на земле, когда судит. Материальное соприкосновение с предметом спора необходимо. Чем далее в древность, тем, конечно, эта необходимость чувствовалась сильнее.
Мы обратили, таким образом, внимание на различные черты Русской Правды,