все больше давало о себе знать. Могу смело сказать, что музыкальная бит-лихорадка охватила широкие массы учащихся. Заявить о себе на данном поприще становилось эффективным способом самоутвердиться. Мой отец умел неплохо играть на мандолине и научил меня кое-чему. На гитаре же отец играл семиструнной. А для битлака требовалась гитара шестиструнная. На нее можно поставить звукосниматель и включить гитару в приемник. В музыкальном магазине такие звукосниматели продавались по девять рублей штука.
Появление и популяризация нового музыкального жанра, бит-музыки, было, конечно же, связано с техническим прогрессом. Я еще помню, как дед крутил пластинки на патефоне. Пластинка вращалась со скоростью 78 оборотов в минуту и отчаянно шипела. На сторону большой пластинки помещалась только одна песня. Потом стали появляться первые примитивные проигрыватели. На них скорость регулировалась от 78 до 45 и даже 33 оборотов в минуту. Тридцать три – это уже международный стандарт долгоиграющей пластинки, лонг плей. Сначала все пластинки были «моно». Магическое стерео появилось на рубеже 60–70-х годов.
Настоящих электрических гитар в официальной продаже тогда не было вообще. А самодельная «доска» имелась у моего соседа по двору. По праздникам мне давали на ней поиграть. Заодно я старался запоминать аккорды, которые брал сосед. Постепенно начали появляться отечественные гитары: марки «Ленинград» и «Урал». Иногда попадались в магазинах гитары из стран Варшавского договора, болгарские «Орфеи», чешские «Иоланы», гэдээровские «Музимы». Несколько человек в Ленинграде имели инструменты западного производства – эти гитары я видел пару раз издалека.
Где-то в 67 году я дебютировал на рок-сцене в поселке Пери. Рок-сцена – громко сказано. Просто танцы в поселковом клубе. Директора этих культурных заведений, стараясь привлечь публику, разрешали выступать на танцах идеологически сомнительным ансамблям.
Даже не помню, на чем я первый раз играл. Кажется, на барабанах. Гитаристом я еще был никудышным. В зале под мутной лампочкой все время дрались хулиганы из-за местных красавиц.
Мой старый товарищ доктор химических наук Коля Баранов однажды рассказал мне, посмеиваясь, как ездил в поселок Кузьмолово слушать ансамбль под названием «Прохор Харин». Этот «Прохор Харин» звучал похоже на название британской группы «Прокл Харум» и тем привлекал зрителей… На кривую сценку вышел немолодой уже человек с чемоданом. Чемодан состоял из двух половинок, акустических колонок. Человек включил в чемодан микрофон, гитару и объявил прокуренным голосом:
– Ка-ра-ванн!
«О! – подумали Баранов и его студенты-приятели. – Дюк Эллингтон!»
В ответ человек со сцены завыл:
– Вез караван! Кашгарский план!
На второй строчке в зале махач и начался.
Поселки Пери, Васкелово, Ольгино, Саблино, Красное Село, Юкки. Так, сквозь мордобой, наступала на Ленинград битломания.
Но я совсем забыл рассказать про одежду. Ведь молодежь во что-то одевалась. Это важно и теперь, и, понятное дело, было