были особо близки.
– Потому что ты этого не желала.
Она встала и вышла, чтобы вернуться с высоким стаканом и молочником. Чистым, мать его, молочником.
– Ты всегда отличалась неженским упрямством. И нежеланием понимать, какая роль отведена нам Господом…
– И это тоже не стоит. – Молоко я любила.
Вот такое, чтобы холодное, просто ледяное. И в высоком стакане, и с хлебом, а тот солью посыпать густо-густо.
– Мне сказали, что ты гуляла с этим… наглецом, – мягкий упрек.
И матушка присаживается.
В своем костюме фиалкового цвета она смотрится чуждо. Такой женщине не место в полузаброшенной хижине на краю полузабытого города.
– Нельзя?
– Разве тебе что-то запретишь?
Наверное, нет.
Или да? Может, я стала чуть взрослее и чуть умнее? Может, я бы прислушалась к совету, если бы кто-нибудь удосужился его дать.
– Но меня интересует, о чем вы говорили?
– О драконах.
– И только?
– И только.
– А…
– Он не из болтливых.
– Или ты не проявила должного усердия, – вот теперь матушка поджала губы. – В тебе никогда недоставало деликатности.
Это да, чистая правда. Деликатности во мне было не больше, чем изящества в старом седле Дерри.
– А почему ты отказалась давать кровь?
Матушка пожала плечами. Отвечать не будет.
– Ты ведь дала?
– Да.
– Им этого хватит.
Хватит. Наверное. То есть Томас уверен, что хватит.
– Результат будет через пару дней.
Кивок.
– Но мы ведь знаем, что это он? – я смотрела на матушку, а та отвернулась, зацепившись взглядом за лоскут паутины. И как он уцелел при внезапной этой уборке? Почему уцелел? И теперь она разглядывала этот несчастный серый лоскут, будто в нем сосредоточилось все зло этого мира.
– Мы ничего не знаем, Уна, – матушка поднялась.
Стук ее каблуков отдавался в моей голове, порождая ноющую боль. Изящные пальчики обхватили рукоять метлы.
– И мы ни в чем не можем быть уверены…
Она смахнула несчастный клок.
– Но я буду несказанно благодарна тебе, если ты проявишь немного… простого женского внимания. А заодно узнаешь, что именно они ищут.
Матушка обошла стол и, наклонившись, коснулась губами моей щеки.
– Зачем?
– Затем, что память иногда лжет. А прошлому следует остаться в прошлом. Но ты кушай, дорогая. Ты совсем похудела, а женщине нужны формы…
Метла отправилась в угол.
А матушка вытерла пальцы батистовым платком:
– Может, ко мне переедешь?
Я покачала головой. Во-первых, мы точно не уживемся. А во-вторых… во-вторых, как бросить дом? И двести пятьдесят тысяч долларов?
– Как знаешь, – матушка не настаивала. – В таком случае я буду заглядывать. Как ты думаешь, если я привезу шторы? Те, помнишь, желтые с полосой? Здесь станет намного уютней.
Я закрыла глаза. Может, найти повод и поссориться вновь?
– …И посуду. Нельзя