между двух прямоугольных углублений, побольше и поменьше:
– Ваффенфабрик Маузер, Оберндорф, А. Некар… Чистил?
– Самую чуточку, как видишь. Механизм слегка почистил, смазал… Испробуй.
Смолин оттянул на «ушки» длинный прямоугольный затвор, блестевший свежей смазкой, потыкал мизинцем в открывшийся патронник (пружина исправно сжималась), большим пальцем отвел курок, и затвор, скрежетнув, ушел на место. Нажал на спусковой крючок, поиграл с прицелом, с предохранителем. Правая сторона пистолета сохранилась безукоризненно, а вот левая подкачала, была довольно-таки изъедена мелкими язвочками ржавчины.
– А вот это, пожалуй, уже не копанка, – сказал он задумчиво. – «Чердачник»?
– Вот именно, – кивнул Федя. – Натуральный «чердачник». Лежал себе за стропилом, пока избу разбирать не начали. Хорошо, я там вовремя оказался… Это ведь «Боло», а?
– Классический «Боло», – сказал Смолин медленно.
Они переглянулись и покивали друг другу с видом понимающих людей. Укороченный маузер такого типа, именовавшийся «Боло», или «Большевистским», в двадцатые годы Германия поставляла в СССР главным образом для ГПУ. Так что версии можно строить разные, но наиболее вероятна одна: коли уж такой маузер десятки лет пролежал захованным на чердаке обычной деревенской избы, то с огромной долей вероятности хозяин избы однажды где-то пересекся с чекистом или милиционером, у коего пистолетик и позаимствовал. Чекисту, надо полагать, маузер был уже ни к чему. Крутые двадцатые…
– Тоже Бекетовка?
– Нет, Подтаежное.
– Ясно, – сказал Смолин. – Кто у нас там гулял в коллективизацию, атаман Хома?
– И Хома, и есаул Перелегин… Да мало ли неорганизованного народу комиссаров за деревней подкарауливало… Слышь, Вась, а из него, надо полагать, не одного краснюка замочили…
– Да уж надо полагать, – кивнул Смолин.
Они какое-то время откровенно баловались пистолетом, отбирая его друг у друга, целясь в углы, давя на спуск, щелкая всем, чем можно было щелкать. Оружие имеет над мужчинами мистическую власть, так просто из рук не выпустишь, не наигравшись вдоволь…
Смолин спохватился:
– Ладно, все это лирика… И что?
– Штучку баксов, на молочишко, – блеснул Федя тремя фиксами (отлитыми не из дешевого стоматологического рыжья, а из подлинных царских червончиков). – Ты-то его толкнешь минимум за две.
Все верно, подумал Смолин. А если еще разориться на кобуру – сейчас штук за девять рублями можно быстренько прикупить пусть и новодельную, но идеально выполненную копию…
– Погоди, – сказал он, видя, как замигал экранчик одного из телефонов, так и не снятых с «беззвука». – Да… Ага… Ну да. Когда будешь? Лады… Порядок, Федя. Пойдет. Подержи-ка его вот так…
Он распахнул шкаф, достал с нижней полки тяжелую германскую дрель и включил ее в розетку.
– Васька! – тоскливо взвыл Боцман.
– Молчок, – решительно сказал Смолин. – Считай, я его купил, так что