время храм не закрывался, здесь хранились иконы из всех арбатских церквей. До сих пор церковь так и называют Филипповской, как и переулок.
В 1989 году храм Воскресения Словущего стал вновь именоваться храмом Иерусалимского подворья.
Иногда, когда к нам в гости приходила старшая сестра мамы тётя Маруся, она укоризненно говорила, обращаясь к своей младшей сестре: «Что ж твой Борька некрещёный!». Мама отвечала: «Да, ладно». Но однажды они как-то договорились между собой, двоюродного брата Толю записали моим крёстным отцом, а младшую сестру моей мамы тётю Зину сделали моей крёстной матерью.
Мне в ту пору было 3–4 года, но процесс крещения местами мне запомнился. Маленькая церковь, куда мы отправились, находилась в Филипповском переулке в 7 минутах ходьбы от нашего дома. В церкви были люди, стояли вдоль стен, горели свечи, а посередине залы на возвышении около 1 метра находилась купель. Правда, мне показалось, что она похоже на детскую ванночку, украшенную красивыми полотенцами.
Те, кого привели для обряда крещения, разделись и ждали своей очереди. Нас было не менее 3-х детей, но кроме себя мне запомнилась голенькая девочка на пол головы выше меня и плачущий грудной младенец. Помню, как девочка подошла к батюшке, стоящему возле купели, он что-то говорил и опрыскивал её водой из купели, после подошёл я, меня батюшка тоже окропил, что он говорил, не помню.
Когда поднесли к купели плачущего грудного младенца, батюшка взял его из рук родителей, накрыл лицо малышки своей огромной пятернёй и окунул всего ребёнка в купель.
Помню, тётя Маруся сказала мне, что скоро надо будет сходить в церковь причаститься, при этом, дескать, батюшка даёт хлеб и ложку красного вина. Мне это запомнилось, и я во дворе каждый раз, когда видел, как она шла к нам в гости, кричал ей: «Тёть, Маюсь! Когда в цековь пойдём?». Когда я приходил домой, Тётя Маруся мне вежливо выговаривала, что про церковь прилюдно не надо говорить.
Не помню, как надели на меня крестик на розоватой тесёмочке, но помню, когда в очередной раз мы с отцом оказались в Сандуновских банях, куда ездили каждую неделю, отец, увидев крестик, сказал: «Убери».
2.10 Коммуналка, кинотеатр «Художественный»
Я хорошо помню коммунальную квартиру, где мы жили до августа 1959 года. Если выйти из нашей комнаты в узкий коридор квартиры, то в торце налево располагалась маленькая комната 8–9 квадратных метров, в ней жила супружеская пара возрастом под 30 лет – дядя Вася и тётя Зина. Дядя Вася был рослый мужчина, а тётя Зина запомнилась мне, худой блондинкой, с громким голосом, такой, что дядю Васю в квартире было и не слышно. Мы вчетвером папа, мама, старшая сестра и я, жили в комнате около 15 квадратных метров.
Справа от нас жила татарская семья вшестером в комнате 16 квадратных метров, а за ними в маленькой крайней комнате справа проживала женщина, которую все почему-то называли Нюра-пьяница. Нюра эта непонятно где работала, торговала где-то цветочками и, как поговаривали во дворе, её часто видели возле Киевского вокзала. Но комната для неё по тем меркам была довольно большой, около 9 квадратных