и порции супа уменьшали, но не до них – успеть съесть и успеть хапнуть еще. В смысле – попросить добавки. Неужели голод наш окончился – мелькало в голове каждого.
Школа наша тоже оживилась. Готовили вечер для инвалидов к Новому, 1943 году.
Девочки под патефон танцевали танго, рио-риту. Пели «Бьется в печурке огонь», «Ты меня ждешь», другие военные песни.
В общем, мы были готовы проводить стылый 1942 год и радостно встретить 1943-й.
А тут еще одна радость – в детдом привезли посылки «Американской помощи». И с ними приехал мужчина из этой самой помощи. Машина-вездеход была набита посылками. Американец их раздавал лично. И это хорошо, фиг бы мы их видели. А так огромное богатство, и не нужно его защищать от соседа – у него такое же.
А что было. Свитер, варежки, носки теплые, шапка вязаная. Дальше – шоколад, банка тушенки, банка сгущенного молока (да как ее есть-то), печенье и арахисовое масло. Да, чуть не забыл, две пачки сигарет «Кэмел».
Американский человек выдавал посылки, хлопал нас по плечам, кричал: «Ок, малшики», «дружба энд фридом», «смайл, герл, смайл».
Мы «американского» не знали, да и наплевать. Вот плохо кончилось, когда американец, этот волшебник, под ночь уехал. Оказалось, он совершенно не знал о «наших» инвалидах.
Директор нас собрал, и было решено: с каждой посылки пачку сигарет «Кэмел», пачку печенья, коробку арахисового масла, одну пачку шоколада, банку тушенки. Получилось военным много-много. Вот уж были удивлены наши офицеры. Да-а, тянули, при таком харче снова воевать захотелось.
А мы спали. Счастливые, но руки держали под подушкой. Под которую и сложили все драгоценности. Как говорится: «доверяй, но проверяй».
И вечер новогодний прошел на славу. Мы на общий стол выложили кое-что, себе тоже оставили. И пошли с девочками, с директором и учителями к «нашим».
Ионов Борис Николаевич, ему глаза обожгло. Видит, но очень плохо. Он сразу заиграл «Катюшу». Потом девочки грянули: «У самовара я и моя Маша», конечно, «Землянку». А мы спели «Мы летим, ковыляя во мгле…» – этакий реверанс нашему доброму американскому дядюшке.
В общем, спали в тепле и сытости. В тепле, потому что сразу надели вязаные шапочки и теплые носки. И свитер. Уж тут спи – не хочу.
Хотя многим не удалось. Непривычная еда, да в неограниченных количествах заставила нас побегать кой-куда. Да ладно. Все равно спасибо американскому человеку. Мы теперь через слово вставляли «о’кей». И хохотали, как этот дяденька. Других, таких хохочущих, веселых и здоровых мы не видели никогда.
А утром январским 1943 уже года из палаты военных тянуло ароматом необычайным. Мужчины пили чай с печеньем и курили «Кэмел».
У офицера Гладкого Константина не было рук. Это я оттирал ему замороженное лицо. Так вот, три наши девочки ему помогали. Правда, одеваться и в туалет – просили нас, а так – все сами. И кормить, и поить. Сейчас курил сигарету, а Ритка наша так важно ему ее в рот вкладывала. Да я заметил, несколько раз курнула. Во, шалавка.
А он веселый. Ногами выделывает Бог знает что, а уж чечетку. Мы все, конечно, чечеткой