встречались иногда достаточно открыто.
– На последнем приеме, откуда вы уехали вместе, были его друзья?
– Конечно, были. Все трое. Отец Гоцадзе тоже был. Они давно знакомы с отцом Егора.
– Где они работают? Я имею в виду его друзей?
– Это наша «золотая молодежь», – ответила Мила, – где они могут работать? В каких-то компаниях или фирмах, которые им принадлежат. Я недавно прочла такую фразу, что гораздо легче родиться на вершине, чем долго туда карабкаться. Вот они все и родились на вершинах. Предыдущее поколение, которым сейчас за тридцать, называли «мажорами», а эти скорее просто «золотые мальчики». Или «золотые камешки», как их называют. Сверкают, блестят, дорого стоят и никому не нужны. Ведь ими нельзя расплачиваться. Эти мальчики ничего не хотят делать. Денег им хватит на тысячу лет вперед. Они наслаждаются жизнью и стараются получить от нее все, что можно. Илларион член совета директоров компании своего отца. Кажется, у него официальная зарплата сто тысяч долларов. Или что-то около того. Казбек владеет модельным агентством, ночным клубом и, по-моему, автомагазином. Или нет. Ночной клуб записан на его младшего брата. Точно не знаю. Но он никогда не работал. За него работают его менеджеры. Хотя я знаю, что у него есть на Пречистенке огромный офис, где оборудован его кабинет. И он там появлялся раз в месяц или еще реже.
– А Илья Шмелев?
– Официально он тоже считается художником. Хотя какой он художник. Мазня одна. И покупают его «концептуальные картины», как он сам о себе говорит, только его друзья. Такие же «золотые камешки», как он сам. У него большая галерея, своя мастерская с видом на Кремль. Он даже купил квартиру в знаменитом Доме на набережной. Говорил, что его вдохновляют тени замученных в этом доме наркомов и комиссаров. Такой глупый юмор.
– Егор с ними часто общался?
– Достаточно часто. Но я все время пыталась увести его из этой компании, оторвать от них. Особенно от Шмелева. Я словно чувствовала, что ему нельзя с ними дружить.
– Почему?
– Не знаю. Не могу объяснить. Какое-то подсознательное чувство страха, неосознанной тревоги. Мне не нравились их вечеринки, их встречи, их молодые подруги. Может, я просто боялась его потерять или ревновала, не знаю. Трудно выразить свои ощущения. Черт возьми, как мне хочется курить. Я больше не могу. Извините.
Он достала телефон и позвонила охраннику. Дронго печально наблюдал за ее разговором. За всю свою жизнь он не выкурил ни одной сигареты и не понимал, в чем находят удовольствие люди, вдыхающие табачный дым. Она коротко извинилась и пошла к входной двери. Послышался ее голос. Охранник уже поднялся к ним на этаж и вручил ей пачку сигарет. Очевидно, он знал о ее пристрастиях. Она вернулась в гостиную уже с сигаретой в пальцах.
– Извините, – повторила она, – но я не могла больше терпеть.
– У вас есть какие-нибудь подозрения или версии случившегося? – уточнил Дронго.
– Да, – честно ответила она, – я ждала именно этого вопроса. И поэтому так нервничала. Но,