в свою комнату. Сердце стучало в рёбра так же громко, как пятки по ступенькам. Она заперла дверь и схватила нож для бумаги, чтобы вскрыть конверт. Но руки так дрожали, что Аннабель порезалась. На коже появилась белая полоса, которая через секунду заполнилась красным. Немного крови капнуло на письмо, и Аннабель сунула палец в рот, чтобы унять кровотечение.
«Дорогая Анни», – начиналось письмо.
Она уже и забыла, что он её так называл, – и это было странно. Прошло не так уж много времени.
Давно собирался написать. Но теперь, когда сел наконец за письмо, не знаю, что сказать. Извиняюсь за такое начало. И за то, что отсутствовал в твоей жизни. Из меня вышел совсем не такой отец, каким я хотел быть. Но я часто думаю о тебе и буду любить тебя всегда. Дела у меня теперь пошли на лад. Я переехал в Бостон с другом. И если ты когда-нибудь захочешь повидаться, моя дверь всегда открыта. Пиши мне, если есть желание. Я всегда рад твоим письмам. Скучаю по тебе каждый день.
С любовью,
папа
Аннабель дважды перечитала письмо. Она заметила, что плачет, только когда буквы стали расплываться перед глазами. Аннабель вытащила упаковку бумажных носовых платков из ящика прикроватной тумбочки, вытерла мокрое лицо и перемотала порезанный палец. Затем прочитала письмо в третий раз, фокусируясь на главной мысли и задавая уточняющие вопросы, как советовала делать мисс Эймс.
Папа в Бостоне, всего в паре часов отсюда. С каким-то другом… С подружкой, в смысле? С новой девушкой?
Что, если он переехал специально? Чтобы быть поближе к Аннабель?
Эта мысль была чем-то вроде землетрясения. Слишком огромная, чтобы её думать. Аннабель спрятала письмо под стопку школьных тетрадей, которые всё ещё лежали на столе. Только тут она заметила, что по-прежнему сжимает в руке ракушку, подаренную соседской девочкой, Келси Беннет.
На тумбочке возле кровати Аннабель стоял ночник с ракушками – нечто вроде стеклянной вазы с подсветкой. Митч подарил, когда они только переехали на Остров. Чтобы наполнить светильник, Аннабель с мамой часами ходили по берегу в поисках самых красивых ракушек. Целых, без отколотых краёв.
Вскоре оказалось, что это невозможно – найти столько несломанных ракушек. В конце концов они обе расстроились. Тогда Митч сам наполнил лампу. Аннабель решила, что он знает какое-то тайное место, где все ракушки оставались целыми. Решилась спросить она только прошлой весной.
– Я просто купил их в сувенирной лавке в городе, – признался Митч. – Тебе хотелось, чтобы все ракушки были идеальными. А где столько взять?
Тебе хотелось, чтобы все ракушки были идеальными.
Она правда этого хотела? Или этого хотела мама, которой казалось, что ночник будет выглядеть некрасиво, если наполнить его сломанными ракушками?
Аннабель сняла абажур, открутила крышку и положила ракушку Келси на самый верх – так, чтобы был виден отколотый краешек.
Потом села на кровать и, глядя на эту сломанную ракушку, стала вспоминать, как мама резко отодвинула тарелку, когда она спросила, что будет, если