моя блажь. Ведь его «империю» нужно было кому-то передавать. Во французском исследовательском институте, куда он меня запихнул, я проучилась всего три месяца, забрав документы и поступив в аграрный. Иванов Федор Михайлович, конечно, сначала рвал и метал. Только своих девочек ругать долго не мог. Мама встала на мою сторону, и вот теперь я со спокойной душой учусь тому, что действительно мне интересно. К тому же, то, что можно было получить в институте, во Франции, было успешно получено. Там мы познакомились с Денисом Федоровым, который влюбился в меня с такой страшной силой, что упорно добивался два года, пока я не сдалась. Мама всегда говорила, что для крепкой семьи, лучше, когда мужчина любит женщину, а женщина позволяет себя любить.
Любила ли я Дениса? Да, конечно, любила. Как можно не ответить на столь преданную и беззаветную любовь? На столь настойчивые, романтичные и красивые ухаживания не ответила бы разве что ушная палочка. Денис Федоров добился меня и стал моим первым мужчиной. На этом он не успокоился и, буквально, через пару недель сделал мне предложение.
И вот я здесь…Критично осматриваю свое свадебное платье. Обычно я выбирала довольно открытые наряды, подчеркивающие неоспоримые достоинства моей фигуры. Однако в этот торжественный важный день облачилась в закрытое белоснежное платье, вьющееся бесчисленным количеством искуснейшего кружева от самой шеи до длинного шлейфа русалочьего хвоста. Лишь пикантно открытая спина показывала мою нежную чистую кожу. Впрочем, и ее я спрячу под глухую фату. Почему мне понравилось именно это платье, не могу объяснить. Но сегодня хотелось спрятать свою красоту, чтобы видел ее только Денис.
Сердце взволнованно затрепетало в груди. Я хитро улыбнулась своему отражению и медленно перекинула тяжелую фату вперед, пряча лицо. Белый силуэт будто укрыла огромная занавеска. Ужасно дорогая, красивая, но занавеска. Мысленно отмахнувшись от этого сравнения, я отвернулась от зеркала, направившись навстречу своей новой жизни.
Теплый бриз ласково забирался под фату, щекоча лицо незримыми перышками своего дыхания. На самом краю меловой скалы, сверху укрывшейся коротким ежиком зеленой травки, высилась белая арка, оплетенная чайными розами. Под ней застыл пожилой седовласый священник в черной рясе с золотым омофором и библией в руках. Слева от него замер молодой худенький мужчина в темно-синем костюме и смешной сиреневой бабочке. В его больших карих глазах, слегка уменьшенных прозрачными стеклами очков для близорукости, плескался восторг. Он даже не моргал, неотрывно следя за движущейся среди стройных рядов расставленных стульев с гостями моей белоснежной фигурой, которую медленно вел отец по щедро рассыпанным лепесткам роз.
За спиной жениха шелестели голубые воды Ла-Манша. Однако Денис не видел ни красоту пролива, ни скал Этрета, ни присутствующих гостей. Всё его внимание сосредоточилось на мне. Смешно, ведь за длинной фатой-занавеской, тянущейся до самых колен, меня, как таковой, и видно-то не было. Но, казалось, воображение