в шкаф Таня, конечно, не стала, всё-таки хозяйские, «барские», нравы семьи Цветовых в её душе не прижились, и просто вышла, закрыв за собой дверь в очередную тайну этой, с каждым днём становящейся всё более пугающей, квартиры.
Каждое утро, когда Роман собирался на работу, домработница до блеска начищала его ботинки и лишь через несколько месяцев после свадьбы, привыкнув к наличию у сына хозяина жены, перестала встречать его с работы и принимать его пальто. Таню страшно смущал этот ритуал, и она попросила мужа освободить Гулю хотя бы от этой обязанности. Всё-таки есть в этом что-то казённое и неискреннее, да и потом, ей хотелось нормальной семьи. Нормальной! С простыми поцелуями при встрече и прощании в коридоре. «Зачем же тогда нужна отдельная квартира, если и в ней мы не можем быть друг с другом наедине?» – спрашивала она мужа, и он, наконец, с ней согласился, приказав Гуле больше его не встречать.
Однако во всём остальном недопонимание только росло…
Хотела ли Таня детей? А она и не задумывалась. Да и тема никогда в семье не поднималась. Свекрови у Тани не было, а с родителями, с удовольствием переставшими волноваться за дочь, как только сдали её замуж, отношений она практически не поддерживала. Если видела мам с младенцами на улице, никаких особенных эмоций не испытывала, ну, дети и дети. И не было, вопреки рассказам о бездетных женщинах за тридцать, никаких «слёз в подушку», отчаяния и надежд.
В жизни Тани, если бы только она могла задуматься, был на самом деле лишь один свёкор. Человек, которого она видела чаще, чем кого-либо другого, и единственный, кто вызывал в ней хоть какие-то эмоции. Пусть негативные, пугающие, выматывающие, но эмоции. Чувства же формировались постепенно, замещая собой всю прежнюю Таню. И чувства эти были рабские: страх и беспомощность.
В редкие минуты секса с мужем Таня не испытывала почти никаких ощущений, чему, в общем-то, была даже рада, поскольку едва ли было возможно расслабиться и хотя бы попытаться получить удовольствие. Роман был тороплив и неласков, а Таня ждала, когда всё закончится, и хотя бы полчаса перед сном она будет предоставлена себе. Ложась в постель, молодая женщина представляла не романтические сценки с «рыцарем на белом коне», не фантазировала и на плотские темы. Лишь пыталась не забыть хотя бы те не слишком многие навыки и теоретические знания, что успела получить во время обучения в институте. Она не планировала ни чему-то учиться, ни строить карьеру – перегорело как-то! Аморфность сменялась на апатию, не допуская и мысли о борьбе, и Тане оставалось лишь безропотно отмечать, что с каждой забытой темой она неотвратимо деградирует. Откатывается назад, как в прошлое, но теперь туманное и бесперспективное.
Но однажды, прежде чем уснуть, она по привычке закрыла глаза, чтобы отдаться воспоминаниям, и внезапно увидела перед собой лицо свёкра. От неожиданности девушка вскрикнула и подскочила на кровати. Недовольный Роман повернулся, он уже засыпал. Извинившись, улеглась снова, но, закрыв глаза, больше