в целом…
– С водой? – растерянно переспросил Ростик. – Так вы что – не были за городом?
– А почему мы должны там быть? – жестковато спросил капитан Дондик.
– Потому что там есть доказательства, что все совсем непросто. И электричеством наши проблемы не ограничиваются, – отозвался Пестель. – Вернее, его отсутствием…
– Вы знаете наши проблемы? – снова спросил капитан.
– Нет, не будем так обострять вопрос, – отозвался Кошеваров. В его глазах билось беспокойство. – Главные наши сложности, безусловно, еще не понятны до конца, но мы выясним их и тогда…
– Главные сложности, Илья Самойлович, – отозвался капитан Дондик, – в том, чтобы сохранить спокойствие людей.
– Согласен, – тут же отозвался Кошеваров.
Внезапно Люба блеснула глазами так, что Ростик положил руку на ее велосипед, на случай, если она начнет размахивать руками, забыв о «Спорте».
– У вас глаза есть или вы будете отрицать, что… – Она замолчала. Ситуация оказалась такой, что объяснить даже очевидные вещи, как оказалось, весьма непросто.
– Отрицать? – прервал ее Дондик, прищурившись. – Что отрицать?
На высоких, азиатских скулах Кима заиграли желваки.
– Да хотя бы то, что мы видели.
– И что же вы видели? – спросил Кошеваров.
– И кто видел? – спросил Дондик, оглядываясь, словно собирался звать каких-нибудь милиционеров.
– Мы все, – сказал Пестель.
Дондик мгновение подумал, потом сказал решительно:
– Вот что, ребята, закатывайте свои велосипеды в гараж, там с ними ничего не случится, и пойдемте ко мне, расскажете все по порядку.
Ким оглянулся, будто думал о бегстве. Это было так выразительно, что Ростик даже хмыкнул про себя. В самом-то деле, чего волноваться? Они ничего предосудительного не совершили, а делать из капитана чудовище из-за старых порядков, и тем более после публикации «Ивана Денисовича», явно не стоило.
Сделали, как предложил Дондик. Закатили велы, потом поднялись на второй этаж и перешли по какому-то коридору в кабинет начальника райуправления КГБ. Вместе с капитаном и ребятами, не отставая ни на шаг, топал Кошеваров. На его очень белой коже алели лихорадочные пятна, но он старался держаться.
Наконец, усевшись на стулья вдоль большого, затянутого зеленым сукном стола, перебивая друг друга, стали рассказывать. О поездке за город, о далеких развалинах, которые вполне могли оказаться и не развалинами вовсе, и самое главное – об идее Перегуды про необходимость выживать.
Два или три раза Дондик рассердился, переспросил их весьма напряженным голосом, но было ясно – он злится не на них. Кошеваров несколько раз вскакивал, ходил у стены, вдоль расставленных стульев, и шумно тер сухие, на удивление большие ладони.
Когда рассказ закруглился, Дондик закурил папиросу, поднял голову и твердо посмотрел в глаза каждому из ребят, отчеканил:
– О том, что видели и слышали, – молчок.
Это было настолько неожиданно, что Ростик удивленно протянул:
– Может,