свой одаль!
– «А если ногу оторвет, в собесе деревянную дадут, попугая матерщинника и черную метку», – сам себе под нос я процитировал знаменитый фильм5.
– Что? – наморщил лоб Синдри, в попытке переварить услышанную фразу, – Асгейр, заговариваешься?
– Да струсил ваш приятель, – влез в разговор, сидящий неподалеку Ролло, – смотрите, какой бледный сидит! Услышал, что завтра в море, и обоссался!
Здоровый лоб кажется уже прилично приложился пиву и с трудом фокусировал взгляд. Когда успел?
– Дурачок ты, – негромко обронил я. Меня охватила странная апатия и обострять было просто лень, – не тебе меня в трусости обвинять.
Негромко. Но тот услышал.
– Что ты сказал? – глаза Ролло тут же налились кровью. – Кто дурачок? Ну-ка доставай свое оружие, посмотрим, какого цвета твоя кровь!
– Э! Ну-ка тихо там! – над столом прокатился рев Фритьефа. Как он заметил? Не знаю, может опыт? – Не заставляйте меня к вам подходить.
– Все-все-все, старший, – заплетающимся языком выговорил Ролло, потом хмуро посмотрел на меня. – А с тобой я еще не закончил.
Мои пацаны напряглись, переглянулись. Я отмахнулся, дескать – проспится и не вспомнит.
***
– Асгейр, ты какой-то сегодня задумчивый. Подлить еще? – Орм приподнял в руке здоровенный глиняный кувшин.
Я молча подвинул кружку. Да и пофиг, пить так пить! Кстати, пиво в доме у отца Синдри было куда лучше, чем поил нас Сигмунд. С «вечеринки» мы ушли, и наверно вовремя. Проснувшийся Ролло опять отличился – зацепил сидящих за соседними столами мужиков, типа: «Вы крестьянское быдло, а я походник!» … Походник, блин! Кажись он тоже из крестьянской семьи, родители даже не одальбонды.
– Скажи, а зачем идешь в море ты? – глазки у главы семейства уже изрядно блестели.
Хм… Рассказать ему что ль истинную причину? Я невесело усмехнулся своим мыслям. Было бы наверно забавно.
– Как ради чего? Ради славы! Ведь только так я смогу попасть за пиршественный стол эйнхериев!
– Ты прям как мой Синдри! – заметил Орм. – Тот тоже не рожден для жизни на берегу, с детства грезит походами да битвами.
Сам Синдри давно уже нас покинул. Отец освободил ему комнату на сегодняшнюю ночь, и шустрик с женой, судя по звукам, сейчас вовсю эксплуатировали отцовскую кровать.
– Но ведь и ты когда-то ходил в походы? – я отпил из кружки.
– Ходил… – протянул пожилой орк. – Только знаешь … так никогда и не смог начать думать также, как вы. Видимо поэтому, когда в один год погибли два моих сына, я оставил ту жизнь, и занялся тем же, чем и мой отец. Зато, – улыбнулся немолодой орк, – я каждый вечер, вернувшись домой мог видеть глаза жены.
Жены… Перед глазами всплыл образ Гретты. Когда я уходил, беременность было видно, как говорится, невооруженным взглядом.
– Жена и дети, вот для чего живу я… Жил, – поправился Орм, – пока Герда не умерла. Теперь живу ради детей и внуков. Слава, добыча, валькирии в конце жизни это конечно хорошо, но знаешь Асгейр,