оттенял нежную шею. Похоже, туристы приехали в Крым только вчера, иначе южное солнце и морской ветер наложили бы на их кожу свой макияж. Собирательница хвороста оказалась молодой, вполне созревшей женщиной, в ту ее пору, когда это уже не бутон, но еще и не распустившийся цветок. Ее красота ударила безмолвного наблюдателя-невидимку в самое сердце. И поразила…
Конечно, она его не увидела. Просто ее что-то насторожило, должно быть таящаяся в буйстве зелени угроза. Ей, наверное, стало не по себе, и она поднялась, прикидывая, спускаться в лагерь или продолжать собирать сухие ветки.
Он сообразил, на кого она похожа – на прекрасную ясноликую Диану-охотницу. Не хватало малого: лука и колчана у нее за плечами, вереницы сладкоголосых нимф, повсюду следующих за богиней, криков и веселого смеха, лая собак, подхваченного многозвучным горным эхом. Не хватало золотой кифары, чтобы сыграть волшебную мелодию, под которую красавицы станут водить хороводы на цветущей поляне…
Молодая женщина подняла голову, и взгляд ее упал прямо на куст можжевельника, закрывающий прохладный грот. Но она слишком устала сегодня, чтобы карабкаться вверх. В другой раз, возможно, завтра…
«Я назвал тебя Дианой, – мысленно обращался к ней человек-невидимка. – Потому что ты прелестна. Я тоже люблю охоту. Только тебе не удастся сотворить со мной то, что жестокая Диана сотворила с беспечным Актеоном. Он не сделал ей ничего плохого, просто охотился в ее угодьях, среди мирт и платанов. Ему захотелось отдохнуть в тени увитого зеленью грота. Он не знал, что там богиня готовится к купанию, что она уже сбросила короткий легкий хитон, сняла сандалии и ждет, когда нимфы принесут прозрачной воды из ручья…»
Актеон посмел войти в священный грот и узреть обнаженную Деву. Нимфы поспешили закрыть ее от взора смертного, но было поздно. Зарделось гневом лицо богини, грозно засверкали ее очи, и в то же мгновение юный Актеон превратился в оленя. Ветвистые рога, длинная шея, копыта вместо ног и рук, пятнистая шерсть, покрывающая тело, – и свора его же собак с громким лаем кинулась за оленем, не узнавая в нем своего несчастного хозяина. Настигли и затравили собаки невинного юношу только за то, что он нарушил уединение Дианы, увидел ее сияющую небесную красоту…
Разве это справедливо? За что так безжалостно расправилась богиня с бедным охотником? Чем он оскорбил ее? Взглядом, исполненным восхищения, вспыхнувшей, быть может, страстью?»
– Почему так бессердечны красавицы? Неужели даже богини не избавлены от злобной ярости? Диана целомудренна и девственна, как холодная бесплодная Луна. Но Актеон не посягал на ее чистоту, – прошептал он вслух.
И тут же осекся, закусил губу.
«Не успел посягнуть!» – возразил женский голос.
Наблюдатель-невидимка вздрогнул. Кто-то его подслушал, прочитал его мысли? Или это его собственное воспаленное воображение говорит с ним?
Молодая женщина, не подозревая, какой поток негодования и вожделения она вызвала, продолжала