и дать надо много, иначе он обидится, и меня переведут в другое место, хуже, чем это. А еще надо встретить его цветами, закатить банкет. А где деньги на это взять? Мне один священник знакомый сказал: наши матушки или дуры, или святые – ни денег, ни мужей. Меня ведь дома не бывает. Священник же всем должен, это же какое-то бесправное, бесхребетное существо – я должен по первому звонку ехать к умирающему, находить удобное для всех время, подстраиваться под тех, кто хочет освятить, покрестить, исповедоваться. Мне звонят и утром, и вечером, и ночью, и я обязан висеть на трубке, отговаривать от самоубийства, развода, аборта. Я обязан всем – епископу, благочинному, людям, семье, вам, – он впервые повернулся к водителю, и лицо его раскраснелось, и было заметно, что и у него накипело, но он не знает, какие подобрать слова, где взять дыхание, чтобы выговорить душившую его боль. – И всех тянет поговорить, выплеснуть проблемы, обсосать сплетни, ведь батюшка – это и психоаналитик, и социальный работник, и психотерапевт, и, бывает, обижаются, если с ними не так поговоришь. И ты думаешь: «Господи, да за что же мне это? Я ведь тебе служу, ну помоги мне, Господи!» Сил уже нет – жена от нищеты осатанела, на детей кричит, на меня. А какая была красавица, память имела фотографическую, три языка знала, работала филологом! А потом замуж за меня вышла, и пошла маята по селам. И всем надо помочь, и всегда улыбаться, и срываться нельзя, нельзя пить. Знаете… – Иван снова повернулся к водителю, придвинулся на этот раз почти вплотную и заговорил быстро, возбужденно, почти нервно: – Есть такой анекдот: заходит в подъезд дальнобойщик – пьяный, и соседи понимают – ну, это же дальнобойщик, он устал; потом заходит молодая мамочка – тоже поддатая, и все ей сочувствуют; учительница заходит, и снова все всё понимают – сейчас такие дети, от одного их вида запьешь. А потом приходит батюшка в стельку пьяный, и все сразу осуждают – а, поп, нажрался! Вот вы какие, попы… жируете. А у меня зимой ворота сгнили, я боялся, что они под тяжестью снега рухнут на детей, а сварщик берет пятьдесят тысяч, а где мне взять такие деньги?
Водитель равнодушно пожимает плечами – весь этот слезный, унизительный монолог никак его не затронул и, судя по выражению лица, даже утомил.
– Работай в другом месте, в чем проблема?
Иван торопливо вытирает узкой ладонью лоб. Продолжает говорить торопливо, волнуясь:
– Я когда учился в семинарии, то мечтал о настоящем подвиге, о пастырском служении, мечтал идти в деревни, поднимать церковь. Мне казалось, нет ничего прекраснее служения людям и Богу. А потом я увидел, что церковь делает с людьми, как она манипулирует ими, привязывает к себе через страх. Вот вам пример – в Откровении написано: спасутся немногие. А какие эти немногие? Ведь страдают-то все. Все задавлены одной проблемой: где взять деньги? И ведь людям надо-то немного: курточку сыну, платьице дочери, жене бусы к Новому году, стариков побаловать. Но нет даже этого, потому что всё заработанное приходится отдавать – в банк, в ЖКХ, чиновникам, в церковь, в школы. А ведь русский человек будущим живет, он думает: